Неудобно как-то сидеть с пустой чашкой. Требовательно поднимаю глаза… Местные половые хорошо знают и русский, и украинский и еще, наверное, чёртову уйму языков. В дороге ломал голову – думал, на каком говорить? Вдруг лоханусь и ляпну что-нибудь, вроде "останивки" [160] . Немой на оба полушария сопровождающий, ответил на мой вопрос просто: "Не еби мозги. Говори по-русски. С Минской пропиской, это – нормально".
Прав на все сто… Таможенник, лениво глянув в паспорт, шлепнул штамп, не задавая лишних вопросов. Сами поляки приветливы и улыбчивы. Все, с кем вступал в разговор, свободно изъясняются с ненавязчивым акцентом. Ни следа и ни намека на так разукрашенные в прессе исторические фобии и национальную ненависть. Как же теперь быть с демонизацией русских, а особенно их заплечных дел мастеров из Донбассярии? И что же вы, добросердечные паны, тогда у нас вытворяете? Или, как обычно: народ и государство так до сих пор и не познакомились – друг с дружкой: народ и партия опять – не едины?!
Подошел вежливый мальчик…
– Еще один чай, пожалуйста. И… – вспоминая слово из вызубренного разговорника на мгновение притормозив… – Пепельничку [161] , если можно.
Официант грациозным движением иллюзиониста выудил из-под передвижного столика чистую пепельницу, ловко ими колдонул, накрыв полную – чистой и, в одно движение, поменял их местами. Хорошая дрессура! Прямо как в довоенной ресторации… Хотя да – война-то у нас. Им что с того?
Без одной минуты четыре дверь раскрылась и в невысокий зал заведения вошла проститутка. Спутать – сложно… Обтягивающие черные лосины, лаковые ботфорты до середины бедер, топик с трудом закрывающий низ сисек и легкая курточка, в жанре "любимый трофей махараджи". На голове – нечто невообразимое.
Ни секунды не сомневаясь, дива уверенной походкой терминатора направилась прямо ко мне. Как ты не вовремя, деточка…
– Приветик! Закажи мне стопку водки, дорогой, кофе… – не давая мне открыть рот, она, снимая куртку и основательно усаживаясь поудобнее, продолжала тарахтеть: – И пачку Красных Галуа… Рассчитайся и – вали отсюда!
Я, откровенно растерялся, от такого напора.
– Чего смотришь? Тебя ждут… За этим углом, на стоянке. Белый бусик…
Положил на стол сто злотых, подцепил свой баул и, молча, не прощаясь, вышел на улицу. Гуляй, красавочка – на все…
Машин оказалось больше, чем можно было ожидать. Белых микроавтобусов стоит три штуки, если считать с "кенгуренком" [162] . Женщина, кто ее знает? Поскольку у транзита [163] еще и голубая полоса, то его – не считаю. Распечатав вторую за день желтую пачку, двинул к всенародной вагине [164] .
Угадал… Не дожидаясь стука в окно, дверь салона отъехала влево и в тонированном нутре показалась, наша – на всю голову, рожа. Какие тут пароли, тут кирпич – нужен…
– Куда подвезти, земеля?
– В Тамбов. На экскурсию.
– Заходи…
Внутри буса сидели трое – один в салоне, напротив меня, второй – подле водителя. Сразу, без промедления, тронулись.
– Здравствуйте, Кирилл Аркадьевич. Как доехали?
– Давайте без ритуалов…
– Давайте… Я – Степан. Старший группы. Впереди – Тихон. За рулем – Прохор.
– Вы, прямо, как из сказки… Три молодца из ларца… – перебил я.
Встречающий, спокойно, не подав виду, проглотил и продолжил:
– Я… – он ткнул в себя большим пальцем правой руки… – Командую акцией. Все, включая вас, беспрекословно мне подчиняются. Один самовольный вздох, и я везу вас назад к вокзалу. Все вопросы решаем сейчас, потом – без разговоров.
Несмотря на люмпенское обличье, в мужике чувствовалась жесткая профессиональная хватка. Его подручные, даже не шелохнув головами, беззвучно плыли меж мелькающей рекламы впереди.
– Хорошо. Понял. Вопрос первый – когда? Вопрос второй – как? Вопрос третий – моя роль? Больше вопросов – не имею.
– Очень хорошо! Первое – сегодня вечером. Второе – увидите. Третье – зритель.
Всем своим видом парень демонстрировал, что пререканий и споров не будет. Ну да ладно. Хоть так…
– Принято, командир. Можно на – "ты".
Степан, удовлетворенно кивнув, развернулся к водителю:
– Прохор! На Юлиана Фалата.
В последние годы жизни я научился ждать. Видимо, с возрастом приходит. Раньше мог пройтись пяток остановок, лишь бы не дожидаться своего троллейбуса. Сейчас как-то всё во мне устаканилось. Мое окружение тоже, подобно кызылкумским карагачам, только ветками шелестит.
В машине накурено до дымовой завесы. Заклеенные темной пленкой окна плотно закрыты, и лишь люк в крыше доносит ветерок. Хорошо, что день пасмурный, а то бы спеклись.
Степан периодически перекидывается парой слов по мобиле. Собеседников, судя по темам, несколько, но разговоры явно связаны с сегодняшним движняком. Насколько я понял, пасут моего Адамчика.
К десяти вечера старший оживился:
– Везучий ты, Деркулов. Клиент решил сделать тебе дорогой подарок: к празднику Войска Польского – смыть своей голубой кровью твой позор…
Через пять минут, мигнув два раза в стекло задней двери, мимо нас, проехала легковушка. Прохор, не дожидаясь команды, выкрутил руль и переехав на соседнюю улицу, встал на стоянке напротив кафетерия. Вышли втроем. Быстро завернули за угол и выскочили во двор высотной многоэтажки. Да что же, пановэ, у вас тут так светло ночью: а электроэнергию – экономить?!
– Не суетись, Аркадьевич. И не горбься! Тебя никто не узнает. Даже твой приятель. Вон он, кстати…
Сердце бумкнуло и предательски замерло. Впереди, с противоположной стороны, из тормознувшего посреди двора такси вылезал подтянутый товарищ средних лет. Джинсы, куртка, футболка, кроссовки. На глазах поблескивают стекла очков. В руке большой пакет. Нормальный с виду мужчина. Лица издалека не разглядеть, но я все равно его не узнаю. Их там два десятка было в Червонопоповке. Репортеров! Знать бы заранее…
Мы быстрее – с форой метров в тридцать зашли в неохраняемый подъезд. Тихон знал код замка. Кто бы сомневался! Встали у лифта. Мои сопровождающие еще с улицы, как-то незаметно и естественно, затарахтели на польском. Причем – быстро так. Мои познания, конечно, на уровне плинтуса, но, тем не менее, насколько я понял, у них шел разговор о каких-то производственных непонятках с профсоюзами и оплатой труда. Типа, два портовых работяги с металлургического комбината на работе не натренделись.