Доктора. Впрочем, это ничуть не смутило. Он обошел Кацмана по кругу семь раз, напевая странные мелодичные мантры, потом трижды хлопнул в ладоши, и по комнате разлился тихий звук сектантских песнопений под музыкальные перезвоны бубенцов и колокольчиков.
Джека замутило. Нервно дергая глазом и похихикивая, он двинулся на Гавриила, но тот, будто бы не замечая угрозы, спокойно подошел к одному из шкафчиков, отпер его картой допуска и достал оттуда хорошую бутылку настоящей русской водки. Судя по враз затуманившимся глазам Кацмана, еще дореволюционной, если обратиться к истории Земли XX века. Руки Джека мелко затряслись, голос стал скулящим, а на лице появились красные пятна, неудачно разбавлявшие серость и желтизну. Казалось, даже узор татуировок на теле Джека стал проступать сильнее…
– Дай, – только и смог высказаться он. – Дай!
Врач кивнул. Достал из того же шкафчика стакан, щедро плеснул в него водки и протянул Джеку, продолжая заинтересованно наблюдать за его изменениями. Боцман выхватил стакан, казалось, еще до того, как ему его вообще протянули. Если бы за этим экспериментом наблюдал хоть один ученый по темпоральной математике, он бы потом смог написать не одну диссертацию по теме: «Владение временем – курс за десять минут».
Ученого не было, а вот злобный монстр Кацман был. И монстр этот был весьма не в духе, впрочем, как и не в теле.
Джек по глотку, аккуратно и бережно вливал в себя целебный эликсир, стараясь не проливать ни капли. Гавриил Самуилович продолжал наблюдать все с той же безмятежной улыбкой.
Первый глоток вернул на лицо боцмана краску, вытеснившую серость, наполнив физиономию Джека благородным, хоть и немного желтоватым, загаром. Второй глоток преобразил мужчину в подобие человеческой особи, а не просто примата, обученного паре слов на орбитальной станции.
Третий же глоток, бывший и последним, как в сказке, завершил превращение. Лицо и тело боцмана будто бы засветились изнутри, в глазах появилось осмысленное выражение, а радужная оболочка сменила оттенок. Даже немытые волосы боцмана внезапно оказались русыми, а не цвета переваренной гайки из стационарного утилизатора.
Теперь на врача смотрел мужчина средних лет, с волевым лицом, на котором выделялись умные зеленые глаза, довольно длинный нос и высокий лоб мыслителя. Картину нехило портила недельная щетина на щеках, и множество рисунков на теле, но это уже мелочи.
– Прекрасно! – хлопнул в ладоши доктор. – Добро пожаловать к живым, брат!
Джек услышал, как рядом с ним полилась тихая музыка небесных сфер. Он мог бы поклясться, что слышит ангелов, или каких других представителей сил добра и благости, но клятвы Джек не давал, впрочем, как и не исполнял.
– Садись, садись и поведай мне, что довело тебя, животное, до жизни такой угрюмой? – все тем же ласковым тоном продолжал Гавриил, указывая на мягкое кресло в углу медицинской лаборатории. Да, теперь Джек понимал, где находится. Медотсек занимал на корабле достаточно места, ибо капитан справедливо считал, что у него не работа почтальоном, а вполне себе серьезная деятельность, на которой легко словить и гайку в лоб. Чтобы гайки изо лба доставались быстро, с комфортом и все сразу, а не по одной в год, он не пожалел денег на помещение для их выковыривания. Которое уже давно превратилось в вотчину Гавриила Самуиловича Травкина, уроженца Великого Суздаля, генетика по образованию, и наркомана с талантами в химии, биологии и ксенопсихологии по призванию души. Душа ни раз призывала Травкина и на должность священнослужителя…
Впрочем, Гавриил Самуилович, или просто Гай, успел поработать и полевым хирургом, и изобретателем полсотни новых синтетических наркотиков, и, как ни странно, автором противонаркотических средств, о чем все предпочитали забывать, разыскивая Гая по всем тяжким статьям межзвездного пространства.
Гаю было торжественно плевать и на то, кто его домогается, и на то, по какому поводу. Травкин редко выходил из состояния легкой релаксации, а потому воспринимал все проблемы с точки зрения радостного последователя культа «Вахахи», члены которого считали себя аватарами в компьютерной игре, неживыми картинками и чьими-то инструментами для игр высших существ, а потому вообще никак не реагировали на окружающий мир, полагаясь на волю игрока.
Травкин до маразма еще не дожил, но реакции на все вокруг давно утратил. Что совершенно не касалось его профессиональной деятельности. Впрочем, в отличии от того же Кацмана, Гавриил Самуилович мог себе позволить вообще не выходить из мира Нирваны. И похрену ему было на то, хлещет ли кровища на поле боя, рожают ли у него под боком одомашненные грибы-мутанты или у капитана полбашки отрезало лазерной фрезой.
Джек прошел, даже почти пролетел, в кресло и с удовольствием вытянул ноги, откинувшись на мягкую спинку, рассматривая новоприобретенным зрением веснушчатое лицо коротко стриженного блондина перед ним.
Гай поморщился.
– Ты мне всю мебель засрал, козлино небритое, – ласково обратился он к Джеку. Тот в ответ лишь осклабился.
– Иногда мне кажется, – задумчиво потирая гладко выбритую щеку, сказал врач, – что мы с тобой не братья по матери, а ангел и демон. Ты у нас мерзкий богохульник, алкоголик и мудак, а я, в свою очередь, милый и добрый спаситель твоей заблудшей в спирте души.
– Тогда уж, забродившей, – заржал Джек. – Дай сюда бутылку, до вылета еще далеко.
Гавриил послушно протянул брату емкость с остатками царской водки.
– Ты хоть знаешь, сколько это стоит? – горестно вздохнул он, поглядывая на уничтожаемое мелкими глотками спиртное. – Да если я тебя на невольничьем рынке продам вместе с командой и Анной, столько не заработаю.
– Не продашь, – булькнул в бутылку Кацман, – ты у нас лицо одухотворенное, тебе религия запрещает грешить.
– Ну, допустим, не грешить, – тихо сказал врач, – да и искупления еще никто не отменял…
Боцман вяло махнул рукой. Его настроение стремительно ползло вверх, а потому он вообще никак не реагировал на братские подколки и нравоучения.
– Мой отец был досточтимым евреем, – сказал Джек, – от него я научился всему самому полезному. Если это и считается демонической составляющей, то в твоем Аду точно будет тесновато.
– А водку хлестать ты от кого научился? – невинно осведомился Гай, закуривая тонкую сигарету с наркотиком. По комнате поплыл сладковато-горький дым странного синего цвета. Джек сморщился. Он терпеть не мог даже самый обычный табак, не говоря уж о курении различной травы, мха или сушеной плесени. Разогнав синий дымок рукой, Кацман посмотрел на брата, как на недоразвитого идиота.
– Гавриил, ты не забыл, что наша мать – русская? И покажи мне хоть одного человека с одним таким геном, кто бы отказался выпить?
Врач горестно покачал головой.
– Я не пью, – сказал он.
– Да еще б ты пил! – громко засмеялся Джек. – Тогда бы тебя точно пустили на молекулы в попытках изучить, как твой организм еще не разложился на них сам. Ты же наркоман до мозга костей. А спирт с наркотиками может привести к взрыву. Забыл, как угрохал целый сарай на Великом Суздале?