– Виктор Иннокентьевич, у меня есть одно подозрение, но я боюсь его вам высказывать. Слишком оно может показаться личным и наивным, – набралась смелости Таня.
В усталом взгляде Суворова появился заинтересованный блеск.
– Перед тем когда Сережу… Крутикова нашли, мы с ним в кафе сидели.
– Ты это в докладной записке писала, – напомнил Суворов.
– Этого я не писала, да и не думала тогда. Я с работы возвращалась и решила в это кафе зайти… Ну, как бы в память о нашей встрече.
Суворов понимающе кивнул.
– Села и думаю о своем. О Сереже, конечно. Вдруг чувствую, на меня смотрят. Подняла голову, а буфетчица за стойкой даже вздрогнула. Побледнела вся, и страх в глазах. Я нутром почувствовала: знает она убийцу.
– Очень любопытно. Но, увы, Сиротин не поймет, – покачал головой Виктор Иннокентьевич.
– Значит, ничего сделать нельзя? – тихо проговорила Таня.
– Подумаем, – ответил Суворов и, немного помолчав, сказал: – Теперь езжай отдыхать.
– А вы? – спросила Таня и, отметив бледность и темные круги под глазами своего руководителя, посочувствовала: – Вы такой усталый. Вам бы пора домой.
– Еще немного поработаю и последую твоему совету, – заверил Суворов и, подойдя к вешалке, подал Тане ее плащ.
11
Небольшая квартира Ерожина в Чертанове Наде нравилась. Она здесь жила хозяйкой, и это новое состояние, поначалу вроде игры, перерастало в ответственное чувство хранительницы очага. Правда, очаг на кухне подполковника был электрическим и требовал привычки. Надя долго не могла сообразить, что выключенная конфорка по инерции продолжает жарить продукт. Но через месяц молодая хозяйка эту премудрость усвоила. Петр Григорьевич оказался на редкость непривередливым супругом. Он нахваливал любое блюдо, что ему подавали, хотя хозяйка не была уверена, понимает ли любимый, что кладет в рот.
Сегодня Надя спешила. Ей хотелось успеть с трапезой к приезду Ерожина. Она снова обрела отца и мать и желала это отметить. Поняв, что Аксеновы ее приемные родители, Надя испугалась и удрала. Где проводила время девушка, пока не позвонила в дверь Ерожина, она никому не говорила. Это была ее тайна. Надя хотела рассказать все Петру, и не решалась. За время этого побега в ее жизнь вошел другой мужчина. Нельзя сказать, чтобы девушка влюбилась, но место в ее душе этот мужчина занял.
Сегодня Надя была счастлива. Родители любят ее, и ничего не изменилось в их отношении к неродной дочке. Молодая женщина вспоминала, как билось сердце матери, когда они обнялись в прихожей генерала Грыжина. Так биться может только любящее сердце. А лицо бабушки, когда та увидела штамп в Надином паспорте? Разве может так реагировать чужой человек? Марфа Ильинична надела очки, долго изучала документ, затем строго взглянула на внучку и изрекла: «А свадьба?» Надя начала объяснять, что они с Петром решили в тягостное для семьи время тихо сходить и расписаться. «В следующее воскресенье зову гостей на свадьбу, – заявила генеральша и, оглядев притихшее семейство, предупредила: – И своих друзей-стариков позову. Пусть порадуются за старую вдову. Я многих годами не видела, а здесь повод».
Три коротких звонка в прихожей перебили воспоминание о родительском доме. Так звонил только Ерожин, и Надя, вытирая руки о маленькое кухонное полотенце, вприпрыжку побежала открывать. Петр Григорьевич видно уловил настроение молодой жены и явился с букетом роз, шампанским и целой коробкой всевозможных деликатесов.
– Куда столько?! Ты назвал гостей? – закричала Надя, впуская в квартиру мужа.
– Какие гости?! Я тебя вечность не видел, – возмутился Ерожин.
– По-моему, ты вчера до поездки к своему Грыжину, все успел… – кокетливо сказала Надя, унося на кухню цветы и продукты.
– Ты считаешь все?! – искренне изумился Ерожин.
– Мне так показалось, – улыбнулась Надя и, обхватив Петра Григорьевича за шею, повисла на нем, болтая ногами. Ерожин обнял жену, нашел губы и долго не мог оторваться. Потом, не снимая плаща, отнес Надю на тахту, аккуратно опустил и стал сбрасывать с себя одежду. На пол полетели плащ, твидовый бизнес-пиджак, сорочка. Брюки спали сами собой. Оставшись в галстуке, Ерожин почувствовал запах дыма и, покрутив головой, сказал:
– У нас что-то горит.
– Мои отбивные! – закричала Надя и, спрыгнув с тахты, помчалась к плите.
Ерожин слышал, как она сбросила шипящую сковородку в раковину, как, причитая, открыла окно. Вернувшись в комнату перепачканная сажей, Надя горестно сказала:
– Я так старалась…
– Ничего, еды у нас полно. Не переживай, – успокоил Ерожин.
– Какой ты смешной, ты ведь в галстуке, – вздохнула Надя и ушла в ванную.
Ерожин содрал с себя галстук, сходил на кухню и закрыл там окно. Дым вышел, остался только слабый запах гари, а в раковине лежала сковородка с обуглившимися темными коржиками, называвшимися раньше свиными отбивными. Петр Григорьевич надел халат, взял сковородку и вместе с содержимым вынес к мусоропроводу. Надя не успела отмыть с себя сажу, а стол уже был накрыт. Розы стояли в вазе, и бокалы поблескивали в ожидании шампанского.
Выйдя из ванной и обнаружив столь разительную перемену, она воскликнула:
– Когда ты успел?!
Ерожину нравилось, как любимая выражала ему свое восхищение, и он самодовольно заулыбался:
– У нас же сегодня праздник.
– Ты догадался? – обрадовалась Надя и извлекла из шкафа длинное вечернее платье. – Тогда я переодеваюсь.
Пока она занималась своим туалетом, Петр Григорьевич открыл шампанское и спросил:
– Мне тоже переодеться?
Надя засмеялась:
– Если ты собирался спать с дамой в галстуке, то ужинать можешь в халате. Важно, чтобы я тебе нравилась. Ты мне нравишься в любой одежде.
– А ты мне больше всего нравишься без нее, – горестно сообщил Ерожин и разлил шампанское.
– Что я тебе могу на это ответить, старый нахальный кобель, – покачала головой Надя.
Они подняли бокалы. Хрустальный звон пробежал по комнате и медленно погас. Глядя на Ерожина своими темными и счастливыми глазами, жена спросила:
– Так за что же мы пьем?
– Во-первых, за тебя и твою семью.
– Принято…
– Во-вторых, за мой новый офис, а в-третьих, за то, что ты у меня есть, – ответил Петр Григорьевич и с удовольствием выпил бокал шампанского до дна.
Надя сделала небольшой глоток, поставила бокал на стол и, включив магнитофон, подошла к мужу:
– Я тебя приглашаю. Помнишь наш первый танец на свадьбе Веры? – Ерожин встал, обнял Надю за плечи, и они медленно поплыли по комнате.
– Слушай, я не хочу сейчас раздеваться, – возмущенно заявила партнерша, когда Ерожин приостановился у тахты. – Я есть хочу! Разреши тебе ужинать в халате…