Убийство Беньковского совсем запутало дело. Будучи опытным специалистом, Петр Григорьевич сразу понял, в каком оказался положении. Скорее всего Урод, теперь Ерожин иначе Беньковского не называл, нес его жене ядовитые плоды своего следствия. Эти плоды, по логике, уже в руках экспертов. Любому профессионалу, станет ясно, что главное заинтересованное лицо в смерти шантажиста, сам подполковник. Да и алиби у Ерожина нет. Он вполне мог шлепнуть Андрона Михайловича, затем, отследить поведение жены и перехватить ее на выходе с бульвара. Остается уповать на баллистическую экспертизу. Пистолет Петра Григорьевича выстрела не производил. Табельное оружие он вообще предпочитал не носить, поскольку имел свое, личное. Маленький пятизарядный браунинг подполковнику преподнесли в Узбекистане. На рукоятке имелась гравировка с благодарственной надписью «от двух министров». Из этого самого браунинга он уложил на полях гольф клуба Фатиму Ибрагимову, пока та целилась в него. Ибрагимовой Фатима звалась по паспорту. На самом деле это была подмененная тройняшка Аксеновых – Родная сестра Веры Кроткиной и Любы Михеевой. Дарственный браунинг Ерожин сразу зарегистрировал, и расставался с ним редко. Не потому, что боялся за свою персону – смертоносная игрушка в лайковой кобуре ему нравилась. Однако, из браунинга на Цветном бульваре не стреляли.
«Но кто поверит, что проработав столько лет с криминалом, мент не завел себе еще одного пистолетика без документов». Он бы сам не поверил, случись подобная история с другим работникам их ведомства. «Может, я его и застрелил?» – Иронизировал про себя подполковник. Но веселей ему от этого не стало.
Ерожин закурил вторую сигарету, и открыл окно. Ночью по Фрунзенской набережной машины катили редко. Их шум уже не заглушал другие ночные звуки. Где-то во дворах орали коты. У кого-то внизу играла музыка.
«Допрыгался» – Вздохнул Ерожин. Потушил одну сигарету и закурил другую. Общественного порицания он не слишком боялся. Конечно, уйти из Управления с почетом, а он сделал для своего отдела за полтора года ни мало, приятнее, чем вылететь со скандалом. Но и скандал он бы пережил. – «Что хотел от меня Урод? Чего он добивался» – Мотивов убитого Ерожин понять не мог, и это его удручало. Больших денег у подполковника нет. Остались сбережения после работы в частном сыске, но они на исходе. Зарплаты подполковнику не хватало, приходилось докладывать из «кубышки». Если ни деньги, то что? – Простая, лежащая на поверхности мысль, что Урод влюбился в его жену, Ерожина не посетила. Он не верил, что такой мерзавец в состоянии любить бескорыстно. Петр понимал, что жена очень красива, с другой стороны все объекты Беньковского недурны. Но там мужья бизнесмены, с миллионами за пазухой. А он по сравнению с ними нищий. – «Так почему все таки Надя»?
– Подумав о жене, Петр затушил сигарету, и встал. Он привык, размышляя ходить, а не сидеть. Но по восьми метровой кухне не походишь, а топать по квартире он не хотел. Так и остался стоять у окна. Самое мерзкое в этой историю, перспектива – его «подвиги» получат огласку и дойдут до Нади. Остальное, по сравнению с этим пустяки. Что переживет она, поняв, кто на самом деле ее муж? Она узнает, что он спал с дочкой Грыжина, которого нежно зовет дядей Ваней, что он из за бабы посадил невиновного, хоть и не ангела, но все же не убийцу, за решетку. Оставалось радоваться, что Беньковский не смог пронюхать, как в молодости Ерожин переспал с женой Вахида – Райхон. Если бы Урод и об этом доложил, ее психика могла бы не выдержать. Каково молодой женщине ложиться в постель с мужиком, переспавшим с ее матерью?
«Почему я родился при Советах? Родись сейчас, вырос бы верующим, и чтил заповеди. В Библии все просто, не пожелай жены ближнего, не прелюбодействуй, не укради. Вот, кажется, только не крал». В этом грехе его и на Высшем суде обвинить не смогут. Зато других, для пропуска в адское пекло, вполне достаточно.
Ерожин посмотрел на телефон и в этот момент раздался звонок. Но телефон молчал – звонили у подъезда. Петр бросился в прихожую, снял трубку домофона, и тихо, чтобы не разбудить жену, спросил: – Кто?
– Товарищ, подполковник, можно на минуту подняться? – Услышал он голос Волкова и кнопкой открыл парадное. В ночной тиши дома, шум лифта воспринимался неестественно громко. Ерожин, прикрыл дверь квартиры, дождался на лестнице, когда кабина поднимется на этаж, и не здороваясь с подчиненым, жестом пригласил его в квартиру.
– Только тихо. Надя спит. Она еще слабенькая.
Волков кивнул, но входить не стал:
– Я, правда, на минуту. Ерожин почувствовал сильный запах алкоголя, хотя пьяным майор не казался. Мужчины посмотрели в глаза друг другу. Ерожин понял, Тимофей знает все.
– Ты зачем пришел? – Спросил подполковник.
– Это вы? – Волков продолжал смотреть в глаза шефа.
– Ты о Беньковском?
– Да, о нем.
– Тогда нет…
Волков облегченно вздохнул, и вынул из кармана плаща злополучный конверт:
– Это вам, вернее Наде… Надежде Ивановне… Но ей лучше не показывайте. – И пожав Ерожину руку, быстро побежал пешком вниз.
* * *
Надя проснулась в десять. Раньше она всегда провожала Петра на службу, сегодня же он ей подняться не дал. Лишь внимательно посмотрел на жену, погладил по голове, сказал, что она выглядит молодцом, и ушел. Надя и вправду, порозовела, и былой слабости совсем не чувствовала. Молодой организм поборол стресс. Жизнь продолжалась. Она еще вчера в больнице вспомнила свой поход на свидание к Беньковскому. Но сегодня утром думать о нем не хотела вовсе. Что-то тяжелое и липкое осталось позади.
Полчаса повалявшись в постели, поднялась, долго блаженствовала под душем, без спешки привела себя, в тот женский порядок, который заметен и понятен только прекрасному полу и, покончив с туалетом, ощутила зверский голод. Возиться с завтраком не хотелось, и она позвонила Аксеновым. Родители жили через квартал, до них пешком дочка могла добраться за пять минут. К телефону подошла Елена Николаевна:
– Господи, конечно приходи. Мы давно отзавтракали, но тебя накормим. Бабушка будет счастлива, да и я тебя вечность не видела. Когда внуков нет и носу не кажешь, Понятно… Зачем еще нужна мама? – Аксеновы, и когда выяснилось, что Надя подкидыш, продолжали считать ее родной дочерью, а если долго не видели, скучали.
– Ну, ты не права… – Не слишком рьяно протестовала Надя. Мама укоряла весело, оправдываться смысла не имело.
– Через сколько будешь? – Елена Николаевна прикидывала, когда варить кофе.
– Оденусь, я в халате, и к вам… – Надя быстро нырнула в свитер, натянула джинсы, набросила пальто, и выбежала из дома. На улице дул промозглый ветер, и что-то сыпалось с неба. Надя легкомысленно обула туфельки, и, входя в родительский подъезд, поняла, что промочила ноги. Главы семейства она не застала. Аксенов уже уехал на фирму, и в квартире остались женщины.
– Внучка пожаловала… Видно, конец света скоро. – Проворчала Марфа Ильинична, изо всех сил сохраняя привычную суровость. Генеральша считала сентиментальность пороком, и проявлять чувства себе не позволяла. Елена Николаевна, наоборот, откровенно радовалось приходу дочери. Надю обули в теплые тапочки, усадили за стол и не знали чем угостить. Она вкусно позавтракала, вдоволь наговорилась с родными и, выйдя от родителей, раздумывала, вернуться ли домой, или прогуляться. Сидеть дома не хотелось. Она решила, что зайдет на минутку к себе, сменит туфельки на сапоги, и немного погуляет. Но проходя магазин, вспомнила, что сливки и молоко заканчиваются. Купила и, вернувшись домой, понесла на кухню в холодильник.