– Ты взрослая девушка и вправе спать с кем угодно. – Примирительно сказал он: – Меня не это интересует. Расскажи, как вы провели день накануне.
– Как всегда. Мужики пили водку. Пока не набрались, травили анекдоты. Все кроме Кирилла нажрались до чертиков. Он спать своими ногами ушел. Я к нему и подвалила. Ну и не зря. Хорош мужик. Он меня еще и утром достал. Только я сонная была. Ничего не помню. А вспомнила, он мокрый был, как лягушка.
– Почему мокрый? – Не понял сыщик.
– Ведро ледяной воды на себя вылил и ко мне в койку. – Улыбнулась Алена, и деловито принялась за киевскую котлету.
– В четверг, кроме анекдотов, другого разговора не было. – Пытался Ерожин вернуть Алену к дневным воспоминаниям.
– Кирилл братом хвалился. Рассказывал, что брату его сто лет, а он женился на длинноногой девчонке и трахал ее целыми днями. Я не поверила. Сказала, врешь. Он мне чуть по роже не вмазал. Так за брата обиделся. Я тогда на него и запала.
– Скажи, а почему он так рано уехал?
– Так у него же брат помер. – Удивилась вопросу Алена.
– Откуда ты знаешь? – Насторожился Ерожин.
– Он сам сказал.
– Что сказал? Постарайся вспомнить его слова точно. – Попросил сыщик.
– Я помню. Он меня растолкал грязными лапами. Я потом машинное масло с себя час смывала. Сказал, чтобы я положила ключ под ведро с песком, а он уезжает, потому, что умер его брат.
– Ты это точно помнишь?
– Я же не чеканутая. – Обиделась девушка.
– Но ты была сонная. – Допытывался Ерожин.
– Ну, ключ то я положила, куда он просил. Под ведро с песком положила. Значит помню. И отпечатки его лап тоже помню.
Больше из Алены Ерожину ничего вытянуть не удалось. Сказав на прощанье девице, что рад бы с ней провести время и потанцевать, но следствие требует его присутствия днем и ночью, Петр Григорьевич быстро удалился.
* * *
Татьяна Петровна Голикова первый год могла вставать, когда хотела. Ее будильник давно пылился на комоде, поскольку нужда в нем отпала. Поначалу это чувство свободы ее радовало, но прошел месяц и женщина стала тосковать. Она теперь, без раздражения вспоминала даже своего начальника Илью Семеновича Кантера. Раньше, только при упоминании его имени, она покрывалась красными пятнами и сжимала кулачки. А сейчас думала о нем почти с нежностью. Хоть характер начальник имел раздражительный и был он придирчив и не любезен, но ведь Кантер страдал диабетом. А с больного человека другой спрос.
Одинокой женщине на пенсии не весело. Это Татьяна Петровна поняла быстро. Когда она возвращалась усталая с работы, скучать не приходилось. Надо было накормить кота Тишку хеком, прибрать квартиру, погладить одежду на завтрашний рабочий день, наконец, приготовить ужин. Проделав все это, она могла часок посмотреть телевизор, но уже в кресле от усталости засыпала. Теперь, времени было, хоть отбавляй, но радости это не приносило. Первый месяц ей еще звонили с работы, и новости по службе Татьяну Петровну живо занимали. Она даже с некоторой ревностью справлялась, как работает Соня Бутова, сменившая ее в должности. Но текли недели и служебные интересы отошли. С работы звонить перестали и зверства Ильи Семеновича Кантера канули в лета. Привычка к коллективу, выработанная годами, давала себя знать. И как не смешны, или мелки были интриги в этом коллективе, все же, они составляли жизнь одинокого человека.
Теперь Татьяне Петровне пришлось учиться жить с собой. Это оказалась весьма не простая наука. Ходить часто по театрам, или в концерты Татьяна Петровна не могла по меркантильным соображениям. Пенсии с трудом хватало на еду и коммунальные платы. Гулять по магазинам, не имея возможности купить приглянувшуюся вещь, тоже дело довольно унизительное. Есть люди, которые любят глазеть на витрины, и часами таскаются из магазина в магазин, но Татьяна Петровна не принадлежала к их числу. Оставался телевизор. Но Голикова быстро поняла, что если уткнется в этот ящик на сутки, долго не проживет. Надо было искать другой выход. И дело начинающая пенсионерка себе нашла. Она пристрастилась посещать выставки. Вернисажей в Москве каждый день открывалась множество. С пенсионеров платы почти не брали, мэр Лужков дал пенсионерам возможность бесплатно разъезжать по Москве, и Татьяна Петровна ожила. Появилась необходимость вновь следить за своей внешностью, слушать объявления, и проглядывать рекламные проспекты, которые ей бесплатно запихивали в ящик.
Вчера открылась осенняя выставка московских художников, и Татьяна Петровна собралась на Кузнецкий мост. Жила она в четырех этажном доме, построенном в конце войны. Когда-то здесь была почти деревня и Татьяна Петровна бегала девочкой купаться в Москву реку. Потом Южный Порт превратился в автомобильный рынок, заводы и фабрики загадили реку и здесь, на Востоке она стала самая грязная. Но несколько лет назад произошло радостное событие. Рядом с домом Татьяны Петровны открылась станция метро «Кожуховская». И поездка в центр перестала требовать столько сил и времени. Татьяна Петровна еще с вечера приготовила платье с кружевным воротничком. От дождя она запаслась зонтиком, и в одиннадцать утра вышла из дома. До метро она добралась за несколько минут. Новая линия в отличии от других была не так многолюдна. До центра Голикова доехала с одной пересадкой. На Кузнецкий Мост от метро Площадь Революции пошла пешком. Она любила пройтись по центру и посмотреть на красивый и праздничный город. Москву она обожала и радовалась, что город хорошеет. В холле Дома Художников она показала свое пенсионное удостоверение, и бесплатно миновала контроль. Народу в залах почти не было. Теперь, чтобы попасть на вернисажи не надо торчать в длинных очередях, как в былые советские годы. Сегодняшнюю молодежь серьезная живопись не интересует. Взрослым интеллигентам не до вернисажей, потому что заработать на кусок хлеба стало нелегко. А те, кто может себе позволить не только смотреть, но и покупать картины, посещают не вернисажи, а казино и бордели.
Татьяна Петровна полюбовалась на грустный деревенский пейзаж живописца Ковригина, постояла у портрета молодой барышни, вздохнула и перешла в другой зал. Там ее привлек натюрморт с ромашками Нелли Котовой. Таким веселым светом мерцало полотно, что Татьяна Петровна невольно улыбнулась.
– Вы любите картины. – Услышала она молодой звонкий голос.
– Конечно люблю. Ведь они красивые. – Ответила она и оглянулась. Перед ней стояла девушка или очень молодая женщина, прекрасно одетая, с великолепным золотым браслетом на левой руке. Браслет изображал змейку, и глаза этой змейки сверкали маленькими изумрудиками.
– Какой прекрасный натюрморт с ромашками, я тоже им залюбовалась. – Сказала незнакомка, глядя в глаза Татьяны Петровны своими бархатными, темно синими зрачками. И хоть губы молодой женщины приоткрылись в улыбке, ее темные глаза оставались печальными и немного любопытными.
– Да, ромашки как живые. Светятся. Невозможно оторваться. – Согласилась Татьяна Петровна. Ей было приятно, что эта молодая и, видимо, богатая женщина с ней заговорила.