– А что вас смутило? – Волков видел, что фотография Вольновича вызвала у лифтерши интерес.
– Не пойму, вроде лицо и знакомое, а где видела, не знаю. Может, на артиста какого похож. Красивый мальчик. Наверное, он мне кавалера юности напомнил. Был у меня ухажер. Венечкой зпали… – И Коровина покраснела.
Тимофей поблагодарил женщину и поехал к отцу убитого. Реабилитационное отделение Кардиологического центра недавно переехало в помещение Градских больниц. Волков слыхал, что головное здание на Рублевском шоссе пребывает в перманентном капитальном ремонте. На этот ремонт уже израсходованы миллиарды, и каждый год директора меняются. В связи с подозрениями в крупных хищениях Центр и обрел известность на Петровке. Его руководство в отдел Шмакова являлось как на работу.
Волкову выдали халат, и он поднялся на второй этаж. Евгения Леонидовича следователь застал в палате. Моложавый стройный мужчина с мелкими чертами лица на маленькой сухой головке выглядел слегка за тридцать. Если бы Волков не знал из документов, что ему сорок пять, никогда бы не поверил, что перед ним отец Вольновича. Больной листал модный журнал и признаков сердечного недуга внешне не обнаруживал. Кроме койки Вольновича в палате стояло еще две. Но они пустовали, соседей пермского адвоката утром выписали домой.
– Евгений Леонидович, я к вам.
– Вы врач?
– Нет, я майор МВД, из отдел убийств. Разрешите выразить вам свои соболезнования.
– Ужасное несчастье. – Больной уселся на постели и театрально обхватил руками голову. Волков тут же отметил элемент игры, но решил не подавать виду. – Ужасное несчастье, – повторил Вольнович.
– У вас имеются какие-нибудь соображения?
– Это у вас должны быть соображения! – истерично закричал Евгений Леонидович. – Я, отец, приезжаю в гости к сыну и нахожу ребенка с простреленной головой! А вы являетесь ко мне и спрашиваете о соображениях. Постыдились бы, майор!
– Извините, гражданин Вольнович, я на работе и вынужден задать вам несколько вопросов. Вы как юрист должны это понимать, – стараясь говорить тихо и вежливо, возразил Волков.
– Ну так и задавайте ваши вопросы, а не просите меня поймать убийцу. Я адвокат, а не следователь. Клянусь мамой, если мерзавец, застреливший мальчика, обратится ко мне как к профессионалу, я буду его защищать. Это моя профессия. А ваша – ловить убийц. – Вольнович продолжал изъясняться на повышенных нотах, но больше не кричал.
– Спасибо. Вы очень благородный человек. Скажите, по какой причине вы навестили сына?
– У вас есть дети?
– Есть.
– Тогда почему вы задаете идиотские вопросы? Какая нужна причина, чтобы навестить родное дитя? Приехал посмотреть на мальчика, обнять его, убедиться, что он сыт, одет, обут… Он же еще ребенок…
– Ребенок, переехавший по пьянке пенсионера, – не выдержав потока сантиментов, припомнил майор. Вольнович замолчал и, искосо оглядев следователя, зарыдал. В палату заглянула сестра и с осуждением обратилась к посетителю:
– Больному нельзя волноваться.
– Да, мне нельзя волноваться. Отцовское сердце может не выдержать! – с удовольствием подхватил Вольнович.
– Хорошо, если вам трудно говорить здесь, я вас вызову повесткой к нам на Петровку.
– С каких это пор родителей убитого вызывают повесткой? – взвизгнул оскорбленный отец.
– Вас вызовут не как отца жертвы, а как свидетеля.
– Вы заявляете чудовищные вещи. Наша милиция совсем дошла до ручки. Вместо того чтобы ловить преступников, она издевается над честными людьми. – Все это Вольнович говорил уже спокойно. Истерика внезапно прекратилась.
– Так вы будете отвечать, или я выписываю повестку?
– Я найду в себе силы, – с пафосом заверил Евгений Леонидович.
– Вот и прекрасно. Вы утверждаете, что навестили сына по зову сердца, без всяких причин.
– Естественно.
– А телеграмму о своем приезде вы случайно не давали?
– Нет, я хотел сделать мальчику сюрприз.
– Странно. А может, вы запамятовали?
– У меня компьютерная память.
– Вы знакомы с девушкой сына?
– У него их было слишком много. Гена По молодости о постоянной спутнице еще не думал. Некоторых я знал, но большинство – нет.
– Фамилия Строкова вам ни о чем не говорит?
– В Перми жила семья с такой фамилией. Но лично мы не общались.
– А Хлебникова?
– Никогда не слыхал.
– Вам не приходило в голову, что с сыном свели счеты родственники пенсионера, получившего в пермской катастрофе тяжкие телесные повреждения? По нашим сведениям, ветеран скончался именно от них.
– Уверен, что нет. Мы помогали этой семье и никаких претензий ни от самого Макеева, ни от его близких никогда не слышали.
– Если все обстоит именно так, почему вы сбежали из родного города?
– Мы не сбежали, а переехали в Петербург. На всю нашу семью несчастье произвело слишком большое впечатление. Мы решили, что новое место поможет забыть о пережитом.
– Вы переехали в Петербург, как же сын оказался в Москве?
– Мальчик мечтал стать великим оператором. В столице больше возможностей. Он меня упросил, я купил ему здесь квартиру, и вот финал… Мальчик убит. А меня допрашивают как злодея!
– Оставьте ваш театральный тон. Я вам сочувствую как отцу, но если вы хотите помочь следствию, перестаньте кривляться, – попросил Волков.
– Спрашивайте…
– Вы знакомы с депутатом Государственной думы господином Логиновым?
– Да, мы иногда встречались с Анатолием Семеновичем в Перми и теперь звоним друг другу.
– Когда вы в последний раз общались?
– Не помню.
– Вы же заверяли, что у вас компьютерная память? – поддел Волков.
– Это так, но смерть сына внесла коррективы. Может быть, через некоторое время я и смогу ответить на ваш вопрос.
– Знакомы ли вы с Владом Амбросьевичем Колесниковым?
– Нет, этого господина я не имею чести знать.
– Когда выпишитесь из больницы, сообщите мне ваши московские координаты, – попросил Волков и протянул Вольновичу визитку.
– Я тут же уеду назад в Питер. Руфина одна может не пережить трагедию, – ответил Евгений Леонидович, но визитку взял.
Покинув больницу, Волков вернулся в Управление и, не заходя к себе, заглянул к шефу. Ерожин беседовал с молодой полной женщиной, но, увидев Волкова, вышел в коридор.
– Что ты намерен делать? – спросил подполковник, выслушав отчет о встрече с Вольновичем-старшим.
– Надо срочно установить, кто давал телеграмму.