— Когда мы узнаем о вашем решении? — спросила Джулиан.
— Я решу, встречаться ли мне с Правителем, сразу же после церемонии «успокоительного конца». Затем нам лучше неделю выждать, после чего назначить встречу.
— Отложите встречу на две недели, — предложил Ролф. — Если вы на самом деле увидитесь с Правителем, за вами могут установить слежку.
— Как вы дадите нам знать, согласны ли вы увидеться с ним? — вновь спросила Джулиан.
— Я оставлю сообщение после того, как увижу процедуру «успокоительного конца». Вы знаете музей скульптурных копий на Пьюси-лейн?
— Нет, — ответил Ролф.
Льюк поспешил вмешаться:
— Я знаю. Это филиал музея Ашмола, экспозиция гипсовых слепков и мраморных копий греческих и римских статуй. Нас часто водили туда на уроках изобразительного искусства в школе. Я не был там сто лет. Я даже не знал, что музей Ашмола держит эту экспозицию открытой.
Тео ответил:
— Нет причин закрывать ее. Она не требует особого надзора. Туда изредка заходят трое-четверо престарелых ученых. Часы работы музея — на доске снаружи.
Ролф посмотрел на него недоверчиво:
— А почему там?
— Потому что я люблю иногда в нем бывать и смотритель ко мне привык. В музее есть удобные потайные местечки. Но главным образом потому, что это удобно мне. Никаких других соображений у меня нет.
— Где именно вы оставите сообщение? — спросил Льюк.
— На первом этаже, по правой стене, под головой Диадумена [26] . Каталожный номер С-38, увидите его на бюсте. Не запомните где, запомните номер. Или на всякий случай запишите.
Джулиан сказала:
— Этот номер — возраст Льюка, так что его легко запомнить. Статую надо приподнять?
— Это не статуя, просто голова, и вам не придется ее трогать. Между ней и подставкой — узкая щель. Там я и оставлю ответ, написанный на карточке. В нем не будет ничего, изобличающего меня или вас, — только «да» или «нет». Можете узнать его и по телефону, но вы наверняка сочтете это неразумным.
— Мы стараемся не пользоваться телефоном, — объяснил Ролф. — И хотя еще не начали действовать, все же соблюдаем некоторые меры предосторожности. Ведь известно, что линии прослушиваются.
— А если ваш ответ будет утвердительным и Правитель согласится увидеться с вами, когда вы сообщите нам, что он сказал и что пообещал сделать? — спросила Джулиан.
— Давайте оставим это по крайней мере на две недели, — вмешался Ролф. — Сообщите нам о результатах в среду, через четырнадцать дней после «успокоительного конца». Я приду на встречу с вами в любое место в Оксфорде. Открытое пространство в таких случаях лучше всего.
Тео ответил:
— Открытое пространство хорошо просматривается в бинокль. Два человека в парке, на лугу или в университетском саду, несомненно, привлекут к себе внимание. Общественное здание безопаснее. Я встречусь с Джулиан в музее Питт-Риверза [27] .
— Похоже, вы любите музеи, — заметил Ролф.
— У них есть преимущество: люди там могут на вполне законных основаниях слоняться без дела.
— Я буду ждать вас в двенадцать часов в музее Питт-Риверза, — сказал Ролф.
— Не вы, а Джулиан. Ведь именно она привела меня сюда сегодня. Я буду в музее Питт-Риверза в полдень в среду, через две недели после церемонии «успокоительного конца», и надеюсь, что она придет одна.
Было около одиннадцати, когда Тео вышел из церкви. Он постоял на паперти, потом посмотрел на часы и окинул взглядом неухоженное кладбище. Тео жалел, что пришел сюда, что ввязался в это бессмысленное, запутанное дело. Рассказ Мириам взволновал его куда больше, чем ему того хотелось. Лучше бы ему никогда его не слышать. Но чего они ждут от него и что он может сделать? Уже слишком поздно. Тео не верил, что группе грозит какая-то опасность. Эти люди сильно смахивали на параноиков. Некоторую надежду на временную отсрочку от ответственности он связывал с тем, что церемонии «успокоительного конца» скорее всего не будет еще много месяцев. Среда — трудный день. Ему придется кардинально поменять свои планы. Он вот уже три года не виделся с Ксаном. И если им предстоит встретиться снова, унизительно и противно будет играть роль просителя. Он испытывал недовольство и собой, и группой. Можно было бы отнестись к ним с презрением, как к банде анархистов, но они оказались умнее его и послали к нему того из своих членов, которому он не сможет отказать. В вопрос, почему он не смог отказать Джулиан, Тео в настоящее время не склонен был углубляться. Он поедет на церемонию «успокоительного конца», как и пообещал, и оставит им сообщение в музее Ашмола. И еще он надеялся, что его ответ будет состоять из одного-единственного слова: «Нет».
Прямо навстречу ему по тропинке шли участники крестин, и старик, теперь в облачении, вел их, словно пастух, побуждая короткими ободряющими возгласами. Их было четверо: две женщины средних лет и двое мужчин постарше; мужчины были одеты в скромные синие костюмы, на женщинах же были украшенные цветами шляпки, довольно нелепо смотревшиеся с зимними пальто. У каждой в руках был сверток, укутанный в шаль, из-под которой виднелись отделанные кружевами складки крестильного наряда. Тео попытался было пройти мимо, тактично отведя взгляд, но женщины преградили ему дорогу и, улыбаясь бессмысленными полубезумными улыбками, сунули ему под нос свертки, явно ожидая слов восхищения. Два котенка в отделанных ленточками чепцах выглядели одновременно глупо и трогательно. Глаза их были широко открыты — этакие непостижимые опаловые озерца, — казалось, ограничение свободы их нимало не беспокоило. Тео подумал, уж не дали ли им успокоительное, но потом решил, что скорее всего с ними с рождения обращались как с младенцами, ласкали и баловали, и они привыкли к этому. И был ли священник действительно рукоположен? В любом случае обряд, который он собирался совершить, вряд ли можно было назвать ортодоксальным. Англиканская церковь не имела больше ни общей доктрины, ни общей литургии, и чему только не поклонялись мелкие раздробленные секты! Но Тео сомневался, что крещение животных поощрялось какой-нибудь из них. Новый архиепископ, считавшая себя христианской рационалисткой, скорее всего запретила бы крещение и младенцев, если бы оно еще было возможно, на том основании, что это предрассудок. Но вряд ли ей было по силам контролировать то, что творилось в каждой из ставших ненужными церквей. Котят, наверное, не обрадует холодный душ, который прольется на головы, но всем остальным, похоже, было все равно. Эта встреча стала достойным завершением бессмысленного утра. Тео энергичной походкой зашагал в сторону того вечно пустого здания, в котором все было подчинено здравому смыслу и которое он называл своим домом.