– Не пугайте меня. Здесь вам…
– А я не пугаю. По поводу головы я сказал в прямом смысле. – Варнаков поправил ремень автомата и оскалился. – Так вы меня поняли?
Очкарик пошлепал губами, непроизвольно косясь на вороненый ствол, и уныло пробормотал:
– Ладно. Если что – под вашу ответственность. Без документов, видите ли, без полиса…
– Вы запишите пока как Веру Иванову. С моих слов. А с полисом позже разберемся.
– Ну если с ваших слов… а что у вас с плечом? Вы что, ранены?
– Ранен. Но со мной – потом. Как ее состояние?
Врач осторожно приподнял женщине одно веко. Хмыкнул. Нахмурился:
– Думаю, что неважное. Ее что, чем-то кололи?
– Не исключено.
– Тогда понадобятся анализы. Больше сейчас ничего не могу сказать.
Пока медсестра делала Варнакову перевязку в травмпункте – идти в хирургическое отделение Колян категорически отказался, – Стеблов сидел на скамейке в коридоре и играл на стареньком айфоне в тетрис. Стеблова Колян толком не знал, впрочем, как и все в горотделе. Он устроился в ППС месяц назад. А приехал аж с Сахалина, где работал водителем в налоговой инспекции. Чего его понесло с Дальнего Востока в Искитим, под бок к Зоне Посещения, Колян не интересовался – его вообще мало что интересовало в последнее время. Но Стеблов сам рассказал, что оказался в Искитиме из-за бабы. Мол, познакомился с приятной блондинкой на курорте, закрутил роман, а та возьми и пригласи к себе в Сибирь на ПМЖ. Понятное дело, что незамужняя, своя квартира… Михаил подумал и согласился. Тем более что в ЗАГС идти блондинка не заставляла. Мол, поживем пока так – по любви…
– Ну как там бандитская пуля? – спросил Стеблов, когда Колян вышел в коридор с рукой на перевязи. – Я смотрю, крепко зацепило.
– Не особо. Навылет прошла через мякоть плеча. А перевязь я сестру специально попросил сделать.
– Понятно. – Стеблов подмигнул, но смотрел при этом хмуро. – Готовишь легенду для Зайцева? Боюсь, его этим не разжалобишь. Зря мы с тобой место происшествия оставили.
– Я тебя не заставлял, Михалыч. Сам напросился.
– Знаю. И свое огребу. Но главные плюхи достанутся тебе…
Стеблов как в воду глядел. Когда они вернулись на Чайковского, у «хрущевки» уже собралась куча народа: опера, криминалисты, следователь, прокурор. Ну и замначальника горотдела майор Зайцев, конечно.
– Докладывай, Варнаков, – буркнул Зайцев, когда полицейские, выбравшись из машины, приблизились к нему.
– Во время патрулирования заметили в доме подозрительное движение, – сказал Колян. – Решили проверить на предмет пресечения противоправных деяний. А по нам внезапно открыли огонь. Ну и…
– И в чем заключались противоправные деяния? – не дослушав, прервал майор.
– Деяния? Ну… огонек там в окне мелькал. Свет.
– Огонек, значит? Свет? – Зайцев говорил, почти не повышая голоса. Но как раз это показное спокойствие не обещало ничего хорошего. – Сколько тебе объяснять, Варнаков, что здесь не отряд особого назначения? Это в Зоне всё вне закона, а здесь ты должен охранять покой мирных граждан. В первую очередь охранять! А не гоняться с автоматом за людьми по подворотням. Ты что – опер? Или решил терминатором заделаться? Вот объясни мне, зачем ты в этот дом полез?
Колян молчал, наклонив голову.
– Мы стрельбу услышали, – вдруг сказал Стеблов, стоявший немного поодаль. – Вернее, выстрел.
– Выстрел?
– Да, выстрел. Мне показалось, что раздался выстрел. Ну я и сказал. А товарищ младший лейтенант решил проверить.
– Выстрел, значит? Если слышали выстрел, почему не вызвали подкрепление? А?
– Мы не думали, что там бандиты, – сказал Михаил. – Думали, может, пацаны балуются.
– Помолчи, Стеблов! – внезапно рявкнул майор. – До тебя еще очередь дойдет. Я тебя спрашиваю, Варнаков. Почему не вызвали подкрепление? Служебные инструкции для кого существуют? Чего молчишь?.. Вот скажи, как мне теперь объяснять Рите Матющенко, что ее муж погиб не за хрен собачий? Может, ты сам пойдешь и объяснишь? Так, мол, и так, дорогая Рита. Решил я самодеятельность проявить, ну а мужик твой в результате на тот свет отправился. Скажешь?
– Если надо – скажу.
– Вот как? – Зайцев помолчал, покачивая головой. – Нет уж, как-нибудь без тебя обойдемся. Не хочу я тебя к Рите посылать. А то ляпнешь еще ей чего-нибудь не то… Тебе ведь лишь бы подстрелить кого-нибудь. Или, на худой конец, морду разбить. Только в этом ты мастак. Эх, не хотел я тебя брать к нам. Да уж больно за тебя Олисов просил. Мол, пристройте парня, а то пропадет совсем… Это ты мужика во дворе завалил?
– Я.
– Хороший выстрел – в основание черепа. Прямо как в тире.
– Он в меня первым пальнул, – сказал Колян. – Что мне его, по голове гладить?
– А убивать-то зачем?
– Я в ногу целил.
– Да ну? Видимо, у него ноги из головы растут… С кого теперь показания снимать?
– Так есть же один кадр. Парень из бригады Волчка.
– Это которого на «скорой» увезли? В коме он… Ты мне скажи, почему без приказа оставил место перестрелки?
– Так ранило же меня. – Варнаков пошевелил рукой, висящей на перевязи. – В плечо. Крови много потерял. А еще требовалось оказать срочную медицинскую помощь важному свидетелю.
– Какому еще свидетелю?
– Мы в квартире женщину обнаружили. Живую.
– Раненая?
– Нет вроде бы. Но очень сильно избитая. Сейчас она в реанимации.
– Сказала что-нибудь?
– Нет. Без сознания была.
– Да-а, – протянул Зайцев. – Наделали вы делов. Даже допросить некого. И пять трупов в сухом остатке. Не считая тяжелораненого бандита и твоей избитой бабы. Собственные версии есть? Версий нет. Сейчас доложите все следователю. Потом поедете в горотдел и напишите объяснения. Подробнейшим образом все изложить. Подробнейшим!
Когда майор, побагровевший к концу беседы, словно рак, отошел, Стеблов произнес виноватым голосом:
– Ты извини, что я Зайцеву о выстреле сказал. Думал, что отмажу тебя, а получилось еще хуже. Извини, не просек я с ходу.
– Ладно, я догадался о твоих добрых намерениях, – сказал Колян. – Один хрен – влип я в дерьмо по самые уши. К одному не придерутся, так к другому. У них инструкции на все случаи жизни написаны, чтобы собственную задницу прикрыть.
– Знаешь, Колян, я ведь тоже сначала не понял, зачем мы в этот дом сунулись. Ну подумаешь, огонек в окне мелькнул. Мало ли здесь бомжей бродит. А ты, получается, проинтуичил. – Михаил внимательно посмотрел на собеседника. – Игоря только жаль.
– Жаль. Но я ему семафорил. А он, видимо, уже об ужине мечтал.