В течение нескольких лет я была полновластной хозяйкой самой себе, мною никто не командовал. Более того, мои сестры, которые гораздо старше меня, и даже моя дорогая матушка обычно советовались со мной по каждому важному поводу и никогда не выражали сомнений в уместности моих мнений и поступков. Возможно, Вы обвините меня в суетности за то, что я пишу об этом, но Вы должны принять во внимание, что я совсем не хвастаю. Много раз я находила это неудобным. И хотя, слава Богу, я не впала в греховное заблуждение, однако мне приходилось многократно сожалеть, что в трудных обстоятельствах у меня нет наставника и учителя.
В том же письме она рассказывает мистеру Бронте, что объявила сестрам о помолвке и что ей не следует в ближайшее время снова встречаться с ними, как она планировала раньше. Мистер Феннел, ее дядя, также написал им с той же почтой и с похвалой отозвался о мистере Бронте.
Поездка из Пензанса в Лидс в те дни была долгой и весьма дорогостоящей, а влюбленные не располагали лишними деньгами на путешествия, которых можно было избежать. Поскольку родителей мисс Брэнвелл уже не было в живых, молодые договорились о том, что свадьба состоится в доме дядюшки невесты. Долго откладывать помолвку не имело смысла. Они уже давно вышли из юного возраста и имели достаточно средств для удовлетворения своих скромных нужд. Приход в Хартсхеде приносил 202 фунта в год, а мисс Брэнвелл отец оставил наследство, дававшее небольшую ренту (50 фунтов, насколько мне известно). В конце сентября жених с невестой начали обсуждать покупку собственного дома: мистер Бронте, надо полагать, довольствовался до того времени съемным жильем. Дело гладко и беспрепятственно шло к свадьбе, которая должна была состояться зимой, как вдруг в ноябре случилось несчастье, о чем Мария пишет с присущим ей смирением.
Полагаю, Вы не рассчитывали разбогатеть, женившись на мне, но я с прискорбием должна сообщить, что стала еще беднее, чем раньше. Я писала Вам о том, что выслала свои книги, одежду и прочее. В субботу вечером, как раз тогда, когда Вы сидели за описанием своего воображаемого кораблекрушения, я прочитала письмо, где сообщалось о кораблекрушении настоящем. Сестра написала мне, что судно, на котором она отправила мой сундук, было выброшено на берег в Девоншире, вследствие чего сундук был разбит на части яростью стихии и все мои пожитки, если не считать нескольких вещей, поглотила бездна. Если только это не предисловие к чему-то гораздо худшему, о чем я и не думала, то надо признать, что это первое несчастье, случившееся со мной с тех пор, как я покинула родной дом.
Последнее из писем датировано 5 декабря. Мисс Брэнвелл и ее кузина собираются приняться за свадебный торт на следующей неделе, и это значит, что свадьба не за горами. Невеста выучила наизусть «очень милый маленький гимн», сочиненный самим мистером Бронте39, и читает «Совет леди» лорда Литтлтона40, причем уместные и верные суждения по поводу этой книги показывают, что она не только читает, но и думает о прочитанном. Затем Мария Брэнвелл исчезает из нашего поля зрения: ее живого слова мы больше не услышим. Мы узна́ем о ней как о миссис Бронте – но уже смертельно больной, близкой к смерти. И в эти годы она остается терпеливой, неунывающей и набожной. Почерк ее писем весьма изящен. Те места, где она говорит о домашнем хозяйстве – о том же приготовлении свадебного торта, например, – содержат намеки на книги, которые она прочитала или читает, и показывают весьма развитый ум. Не имея такого редкого таланта, которым будет обладать ее дочь, миссис Бронте тем не менее была, как мне кажется, необычной женщиной, отличавшейся спокойствием и постоянством характера. Стиль ее писем легок и ясен, и то же можно сказать о другом сохранившемся документе, написанном ее рукой и озаглавленном «Преимущества бедности в религиозном отношении». По-видимому, эта статья писалась гораздо позже и предназначалась для публикации в каком-то журнале.
Свадьба состоялась в йоркширском доме дядюшки 29 декабря 1812 года, в тот самый день, когда в далеком Пензансе выходила замуж ее сестра Шарлотта Брэнвелл. Вряд ли миссис Бронте когда-либо вновь посетила Корнуолл, но у корнуолльцев остались очень приятные воспоминания о «любимой тетушке», к которой «все семейство относилось как к особе талантливой и доброжелательной» и в то же время «кроткой, скромной, хотя и обладавшей весьма неординарными дарованиями, унаследованными ею от отца; притом благочестие ее было искренним и ненавязчивым».
В течение пяти лет мистер Бронте занимал место в Хартсхеде, принадлежащем к приходу Дьюсбери. Там он женился, там родились его старшие дети – Мария и Элизабет. По истечении пятилетнего срока он переехал в Торнтон, бредфордского прихода. Надо сказать, что некоторые из больших уэст-райдингских приходов по количеству населения и церквей не уступают епархиям. Однако торнтонская церковь – это небольшая епископальная часовня, находящаяся вдали от главной приходской церкви. В ней сохранилось много надгробных плит диссентеров, например Аксептида Листера и его друга доктора Холла41. Городок выглядит полузаброшенным, со множеством пустырей, он окружен каменными валами, за которыми виднеются Клейтонские высоты. Сама церковь кажется древней и одинокой, словно забытой среди больших каменных фабрик, принадлежащих конгрегационалистам; она теряется на фоне основательной квадратной церкви, находящейся в распоряжении той же конфессии. Это место не так приятно на вид, как Хартсхед, когда смотришь сверху на его испещренную солнечными пятнами, прорезавшимися сквозь облачное небо, долину и на холмы, длинной чередой уходящие к горизонту.
Здесь, в Торнтоне, 21 апреля 1816 года и родилась Шарлотта Бронте. Вслед за ней появились на свет Патрик Брэнвелл, Эмили Джейн и Энн. После рождения последней дочери миссис Бронте совсем занемогла. Очень трудно заботиться о множестве маленьких детей, когда твои силы на исходе. Обеспечиваешь их едой и одеждой, но уже не можешь дать им не менее необходимые внимание, заботу, утешение, развлечение и сочувствие. Старшей из шестерых детей, Марии, едва исполнилось шесть лет, когда мистер Бронте решил переехать в Хауорт. Это произошло 25 февраля 1820 года. Те, кто знал эту девочку тогда, описывают ее как серьезную, задумчивую и не по годам спокойную. В детстве Мария была лишена детства. Впрочем, редко бывает так, чтобы люди, обладающие большими талантами, оказывались счастливы в детские годы: в душе у них кипят страсти, и вместо того чтобы воспринимать окружающее объективно (как называют это немцы), они начинают размышлять и жить внутренней, субъективной жизнью.
Маленькая Мария Бронте была небольшого роста и деликатного сложения, что, по-видимому, сыграло не последнюю роль в ее столь раннем развитии. Она, по всей вероятности, много помогала матери по дому и нянчила младших детей, поскольку мистер Бронте, разумеется, постоянно занимался разными делами у себя в кабинете. Кроме того, по складу характера он не очень тяготел к детям и считал, что их частое появление подрывает силы его жены и делает жизнь в доме менее удобной.
Пасторат в Хауорте, как я уже писала, представляет собой длинный каменный дом, стоящий, как и вся деревня, на холме. Его крыльцо расположено как раз напротив западных дверей церкви, и расстояние между двумя постройками – не более ста ярдов. Двадцать из них занимает садик, едва ли превышающий шириной пасторское жилище. Кладбище окружает дом и сад со всех сторон, кроме одной. Дом двухэтажный, на каждом этаже по четыре комнаты. Когда в нем поселились Бронте, они расширили гостиную, находящуюся слева от входа, чтобы в ней могла собираться вся семья. Комната же справа от входа стала служить кабинетом мистеру Бронте. За этой комнатой находилась кухня, а за гостиной – кладовая, где пол выложен каменными плитами. Наверху располагались четыре спальни одинакового размера, а также маленькое помещение над лестницей, которое у нас на севере называют «лобби». Окно этой комнатки выходило на фасад, и лестница вела наверх, начинаясь прямо от входа. У каждого окна в доме были чудесные старомодные сиденья. Пасторат строили в то время, когда не было недостатка в дереве, – об этом можно догадаться, глядя на массивные балясины лестничных перил, на деревянные стенные панели и на крепкие оконные рамы.