Охваченная страхом за маленькую сестру, Шарлотта осыпала укорами мисс Вулер за то, что та якобы безразлична к состоянию здоровья Энн. Мисс Вулер приняла эти упреки близко к сердцу и написала о них мистеру Бронте. Тот немедленно послал повозку за своими дочерьми, и на следующий день они покинули Дьюсбери-Мур. Шарлотта решила, что Энн никогда не вернется в эту школу в качестве ученицы, а она сама – в качестве гувернантки. Но перед самым отъездом мисс Вулер использовала последнюю возможность объяснения, и об их встрече можно сказать словами поэта: «Мы расстаемся лишь затем, чтобы сильней любить»108. Так закончилась ссора – единственная в жизни Шарлотты размолвка с мисс Вулер.
И все же она была потрясена осознанием хрупкости положения Энн. Всю зиму она не оставляла сестру своим вниманием, в котором чувствовался страх, а временами ее охватывала настоящая паника.
Мисс Вулер просила Шарлотту вернуться после праздников, и она согласилась. Тем временем Эмили поступила по-своему, совершенно независимо от поступка Шарлотты: ушла из школы в Галифаксе, где провела полгода в непрерывных тяжких трудах. Это время пагубно отразилось на ее здоровье, которое могли восстановить только бодрящий дух ее любимых пустошей и вольная жизнь в родном доме. Болезнь Тэбби подточила благополучие семейства Бронте. Очень сомнительно, что Брэнвелл в это время сам добывал себе пропитание. По какой-то непонятной причине он раздумал поступать в Королевскую академию, и его дальнейшие планы на жизнь были крайне неопределенны. Поэтому Шарлотте ничего не оставалось, как покорно взвалить на себя бремя преподавания и вернуться к прежней однообразной жизни.
О, благородное сердце, готовое на тяжкий труд до самой смерти! Она вернулась к работе без единого слова жалобы, надеясь, что слабость, которая все больше охватывала ее, как-нибудь пройдет сама собой. Однако ей становилось совсем нехорошо: она вздрагивала от любого неожиданного звука и в испуге не могла сдержать крика. Раньше Шарлотта превосходно владела собой, и ее нынешнее состояние показывало, что физическое недомогание достигло опасной черты. Врач, к которому ее в конце концов уговорила обратиться мисс Вулер, убеждал Шарлотту возвратиться домой. По его словам, здесь она вела слишком малоподвижный образ жизни и свежий летний воздух, ветры, обдувающие дом в Хауорте, а также милое общество тех, кого она любит, свобода, отсутствие ограничений в родной семье – это то, в чем она нуждалась, чтобы снова обрести вкус к жизни. Что ж, если свыше так суждено и ей необходим отдых, Шарлотта подчинилась и вернулась в Хауорт. После целого лета спокойствия отец посоветовал ей побольше общаться с подругами, чья дружба могла подбодрить и развеселить ее, – Мэри и Мартой Т. Финал приводимого ниже письма позволяет нам бросить взгляд на веселую компанию молодежи. Эта картина, как все картины невозвратимых поступков, в отличие от мыслей или чувств, описанных в письмах, вызывает сейчас грусть в той же мере, в какой прежде казалась веселой.
Хауорт, 9 июня 1838 года
В эту среду я получила целую пачку твоих посланий: их принесли мне Мэри и Марта, которые приехали в Хауорт погостить на несколько дней. Сегодня они нас покидают. Ты удивишься, увидев, откуда отправлено это письмо. Я должна была бы находиться в Дьюсбери-Муре, как ты знаешь, однако провела там столько времени, сколько смогла, и в конце концов, не выдержав, уехала. Мое здоровье, как и настроение, пришло в плачевное состояние, и врач, с которым я советовалась, предписал мне, если я только дорожу жизнью, отправляться домой. Так я и сделала, и эта перемена сразу же воодушевила и успокоила меня. И теперь я, честное слово, уже почти такая же, как раньше.
Ты, с твоим рассудительным и спокойным характером, едва ли можешь почувствовать, насколько пала духом та несчастная, которая теперь пишет тебе, и что значит увидеть наконец, как забрезжила заря спокойствия после многих недель душевных и телесных мучений. Мэри тоже чувствует себя совсем нехорошо. Она дышит отрывисто, чувствует боли в груди, щеки ее часто краснеют, как от лихорадки. Не могу тебе выразить, как мучительно для меня на это смотреть: симптомы живо напоминают мне о двух моих сестрах, которых не сумели спасти доктора. Марта же чувствует себя сейчас очень хорошо. Она постоянно была в прекрасном настроении во все время пребывания у нас в гостях и потому произвела на нас самое приятное впечатление.
Они сейчас так шумят в комнате наверху, что я не могу больше писать. Мэри играет на пианино, Марта болтает – так быстро, как только может двигаться ее язычок, а Брэнвелл стоит напротив и хохочет от ее жизнерадостности.
Шарлотта значительно окрепла в этот спокойный и счастливый период времени. Она иногда посещала двух своих лучших подруг, и они по временам приезжали в Хауорт. В гостях у одной из них Шарлотта, по-видимому, и встретила человека, о котором говорится в приводимом ниже письме. Этот джентльмен имеет определенное сходство с персонажем по имени Сент-Джон в последнем томе «Джейн Эйр» – тот, подобно своему прототипу, был посвящен в духовный сан109.
12 марта 1839 года
…Я почувствовала искреннюю симпатию к нему, поскольку он показался мне любезным и благожелательным человеком. Однако у меня не возникло той привязанности, от которой захотелось бы умереть ради него. Если я когда-либо выйду замуж, то мной будет двигать чувство восхищения мужем. Ставлю десять к одному, что у меня никогда больше не появится шанса, но n’importe110. Более того, я понимала, что он знает обо мне совсем мало и едва ли понимает, к кому именно пишет. О Боже! Он бы напугался, если бы узнал, какой у меня на самом деле характер: решил бы, что я дикарка и романтическая энтузиастка. Я не смогла бы сидеть весь день с мрачным выражением лица рядом с мужем. Я бы смеялась, шутила над ним и говорила бы первое, что придет в голову. И если бы он только был умный человек и любил меня, то весь мир ничего не значил бы для меня по сравнению с малейшим его желанием.
Итак, первое в жизни Шарлотты предложение выйти замуж было спокойно ею отклонено, а замужество отложено на будущее. Оно не входило в ближайшие ее планы, в отличие от благотворного, тяжелого и кропотливого труда. Однако при этом не был до конца решен вопрос, к чему именно лучше приложить силы. В литературе Шарлотта разочаровалась. Рисуя, она старалась очень тщательно выводить детали, чтобы выразить идею, а этого ей не позволяло зрение. В результате оставалось преподавание: большинству женщин во все времена оно давало единственную возможность независимого заработка. Однако ни Шарлотта, ни ее сестры не были предназначены самой природой для заботы о детях. Детское сознание было для них китайской грамотой, поскольку они никогда не имели дела с теми, кто много моложе их самих. Мне кажется, у сестер отсутствовала счастливая способность делиться сведениями, которую следует отличать от дара их приобретения. Им не хватало некоего инстинктивного знания тех трудностей понимания, с какими сталкивается ребенок, но пока не может выразить словами. Поэтому обучение совсем маленьких детей для трех сестер Бронте было отнюдь не «приятным трудом». С девочками постарше, которые уже входили в подростковый возраст, у них получалось лучше, особенно если те сами желали учиться. Однако образование, полученное дочерями сельского священника, не позволяло им быть хорошими наставницами для успешных учениц. Сестры Бронте слабо знали французский и не были виртуозами в музыке (я сомневаюсь в том, что Шарлотта вообще умела играть). Но в описываемое время они поправили свое здоровье и были готовы – во всяком случае, это касается Шарлоты и Энн – снова тянуть лямку. Одной из сестер следовало остаться дома с мистером Бронте и мисс Брэнвелл: хоть кто-то молодой и энергичный должен был помочь отцу, тетушке и верной Тэбби, чья жизнь уже клонилась к закату. Согласно общему мнению Эмили, больше других страдавшая и падавшая духом вдали от дома, осталась в Хауорте. Энн впервые поступила на работу.