Молчание длилось до тех пор, пока Елена не закончила списывать.
Она убрала ручку и тетрадь в сумку, достала из нее карманное зеркальце, посмотрелась в него, поправила рукой воображаемый дефект прически, убрала зеркальце, посмотрела в окно, на исписанную кем-то из преподавателей грифельную доску, затем, словно только что увидев, посмотрела на Данилова и будничным тоном сказала:
– А я замуж выхожу.
– Подожди, я скоро… – невпопад ответил Данилов, торопясь поскорее расправиться с конспектом.
– Что – скоро?
– Я скоро закончу.
– И что?
– Пойдем вместе?
– Замуж?! – интонация подруги вернула Данилова из мира общей гигиены на грешную землю.
– При чем тут замуж? – искренне удивился он.
– В этом ты весь, – нахмурилась Лена. – Я сказала тебе, что выхожу замуж, а ты даже не расслышал.
– Я расслышал. Зачем ты так шутишь?
– Это не шутка.
– Это… предложение? – не успело последнее слово сорваться с губ Данилова, как он уже жалел о сказанном. Фраза, задуманная как остроумная, вышла тупой и пошлой.
– Это – информация!
– К размышлению?
– К сведению! – Лена встала. – Я пойду, а ты дописывай. Тетрадь завтра вернешь Бурчаковой. Мне хочется побыть одной…
– Ты не можешь так! – Данилов вскочил на ноги, едва не перевернув стол, за которым они сидели. – Ни с того ни с сего заявить, что ты выходишь замуж и после этого взять и уйти! Я хочу знать – почему?! За кого?! С какой стати?!
– Какая разница? – длинные, завивающиеся на концах волосы Лены заколыхались в такт движениям головы. – Ты сердишься – значит ты любишь. А для тех, кто любит совершенно неважно почему, с какой стати и за кого. Важно только одно – моим избранником оказался не ты, а другой мужчина. Все остальное так – мелочи.
– Но…
– Свобода выбора – одно из главных завоеваний демократии, – улыбнулась Лена и стуча каблучками выпорхнула из аудитории, унося с собой лучшую частичку жизни студента четвертого курса Московского Медицинского университета Владимира Данилова.
Больше всего на свете Данилов не любил выезжать на констатацию смерти. Мнилось ему в этом что-то неправильное, издевательское. Доктор приезжает на вызов лишь для того, чтобы подтвердить смерть человека – что может быть абсурднее?
Однако какие-то ведомственные законы и должностные инструкции запрещают тем же сотрудникам милиции или МЧС констатировать смерть. В ряде случаев это вполне обосновано, чтобы те по незнанию и неопытности не отправили бы в морг еще живого человека.
Впрочем, однокурсник Данилова Валера Беляев, избравший для себя спокойную и непыльную стезю патологоанатома, утверждал, что как минимум раз в квартал кто-то из доставленных к нему в морг покойников оживал и принимался скандалить, отвлекая сотрудников от дел, самым важным из которых являлось распитие самых разнообразных спиртных напитков.
– Все думают, что мы пьем из-за того, что имеем дело с трупами, – сказал однажды Валера. – Тяжелая работа, запахи, мысли о смерти и все такое… На самом же деле это не так. Мы пьем потому, что наша клиентура, в отличие от вашей, не препятствует этому прекрасному процессу. Наша клиентура – это лучшие из пациентов, которые никогда не пожалуются на то, что от доктора немного веет спиртным духом.
Но какой смысл в констатации смерти на пожаре, когда от человека остается обугленная головешка, застывшая навсегда в причудливой «позе боксера» с подтянутыми к поясу ногами и вытянутыми вперед полусогнутыми руками? Происходит это вследствие посмертного сокращения мышц под действием высокой температуры. Тут и первоклассник не ошибется с констатацией, не то что взрослый мужик с погонами и служебным удостоверением.
Нет – извольте вызывать для констатации смерти врача или фельдшера. Иначе – никак.
Хорошо хоть на констатацию не пришлось долго ехать – сгорела бытовка сторожа в гаражах, находившихся напротив дома, в котором бригада Данилова купировала астматический статус у «постоянной клиентки» шестьдесят второй подстанции, сорокалетней домохозяйки, никогда не соглашающейся на госпитализацию.
– На кого я мужа с детьми оставлю, доктор, – сипела она, просяще заглядывая в глаза Данилову. – Дома перебьюсь, не впервой. Вы только облегчите мне немного…
Облегчали два с половиной часа – в довершение ко всему вены у пациентки были никудышные. Тонкие, словно ниточки и оттого «неуловимые». Вера дважды налаживала кубитальный катетер в локтевой ямке, то на правой руке, то на левой, но тонкие стенки вен лопались, образуя гематомы, подкожные кровоизлияния – болезненные синюшные шишки.
– Может в кисть? – предложил Эдик, стоявший «на подхвате» с заправленной «системой» в руках.
– Без толку, – ответил Данилов и обратился к больной, в силу своего состояния не лежавшей, а почти сидевшей на кровати: – Вы сможете минуту полежать без подушек? И по возможности не шевелясь? Я поставлю вам подключичный катетер.
Классными подключичными катетерами, удобными и надежными, которые никогда не обламывались при постановке, Данилова снабжал знакомый доктор из реанимации сто пятнадцатой больницы.
Данилов когда-то госпитализировал его с катка с переломом лодыжки, так и познакомились.
Данилова совершенно не смущало то, что катетеры были крадеными. Он использовал их для блага своих пациентов, никогда не позволяя себе намеков на то, что использует «собственное» снаряжение, и жил в полном согласии с совестью.
Не отнимая от лица резиновой маски, в которую из переносного ингалятора подавался кислород, больная дважды кивнула.
– Эдуард Сергеевич, «подключичику» ставить доводилось? – спросил Данилов у стажера.
– Ну… в общем – да, – тон Эдика свидетельствовал о том, что постановка подключичного катетера еще не была отработана им как следует.
– Поможешь пациентке лечь и заодно освежишь знания.
Данилов быстро надел перчатки, протер руки ваткой, смоченной в спирте, и сказал больной:
– Пора ложиться.
Эдик переложил подушки с кровати на кресло и помог женщине лечь на спину. Данилов тем временем принял у Веры распечатанную ею упаковку с катетером, достал из нее толстую длинную иглу с проходящей внутри жесткой пластиковой нитью – проводником, подождал, пока Вера протрет йодом «операционное поле», прикинул «диспозицию» и одним, отработанным до рефлекса, движением проткнул кожу под левой ключицей больной прошел через тонкий слой подкожной жировой клетчатки и вошел в подключичную вену. Вошел правильно, как полагается – не проткнул ее насквозь, а немного провел иглу с проводником «по вене». Из иглы начала поступать наружу темная венозная кровь.
– Класс! – восхищенно выдохнул Эдик.