«Ффу-у-у-ун, фу-у-у-ун, фу-фу-фу-фунн».
Голос доносился из глубины сада. За лето она скосила траву и обрезала нависавшие ветви, поэтому идти по тропинке было легко. Сидзука шла по едва-едва поблёскивающей в лунном свете дорожке. Вскоре извилистая тропа привела к старому дереву в глубине сада. Вытянувшийся пепельный ствол круто вздымался ввысь, огромные, слегка волнистые листья густо покрывали ветви.
«Фун-ннн, ун-ун-ун, ффу-ун-ун-ун-ун».
Голос доносился со стороны старого дерева. Сидзука присмотрелась. Там кто-то был. И, в задумчивости скрестив руки, не спеша ходил вокруг дерева. Длинные чёрные волосы ниспадали на спину. Маленькая ладная фигурка. Лунный свет озарил лицо. Смуглое и круглое. С огромными чёрными как обсидиан глазами. Маленький нос. Пухлые губы. Словно индуистская богиня.
«Сая», — тут же подумала Сидзука.
Но женщина была примерно одного возраста с Сидзукой, поэтому не могла быть Саей. Если Сая ещё жива, ей, должно быть, уже за восемьдесят.
Женщина остановилась. Её обсидиановые глаза задержались на Сидзуке.
— А тебе удалось завладеть мужским сердцем? — спросила женщина. Голос был невнятный, но слова различимы.
— Что? — переспросила Сидзука. Вопрос прозвучал как во сне.
— Отразила ли ты мужской клинок? — снова спросила женщина.
Сидзука снова переспросила: «Что?» и тут же поняла, что женщина с обсидиановыми глазами смотрит сквозь неё, не замечая. Потом медленно отвернулась и двинулась прочь.
«Ффу-у-у-ун, ффун, ффу-ун-ун-ун-ун-ун».
Снова послышался напев. Сидзука увидела, как женщина, обойдя вокруг дерева, растворилась во темноте сада.
Заросли были усеяны белыми цветами-мандала. «Сюда, сюда, господа, здесь хорошо!» — позвал их китаец с фотоаппаратом на шее. Старший, Тамия, державший в руках золотые часы, кивнул и оглянулся на шестерых новичков.
«Отлично, здесь сфотографируемся на память». Рэнтаро с огромным узлом за спиной встал с краю рядом с остальными.
«Внимание, снимаю». Китаец посмотрел в объектив. За его спиной толпились любопытные малайцы. Темнокожие мужчины в шляпах, с поднятыми воротниками рубах, с обёрнутыми вокруг бёдер кусками ткани, смотрели на них во все глаза. Смущённый не только фотоаппаратом, но и бесчисленными пристальными взглядами, Рэнтаро напрягся.
— Покажите, каковы настоящие тоямцы! — не оборачиваясь, сказал Тамия.
Рэнтаро с товарищами распрямили плечи и напружинили ноги. Над их головами светило раскалённое солнце.
— Мы же торговцы лекарствами! — снова сказал Тамия. — Работаем для оздоровления Азии!
Рэнтаро с товарищами ещё больше расправили плечи. Но стоило выпрямиться, как завязанные в фуросики тяжёлые корзины за спиной потянули назад.
— Улыбаемся, улыбаемся! — закричал китаец, обнажив белые зубы. Зеваки за его спиной разразились хохотом.
— Перестаньте смеяться! — гневно крикнул Тамия.
Рэнтаро с товарищами разом напряглись. В этот момент щёлкнул фотоаппарат. От моментального щелчка затвора Рэнтаро вздрогнул.
Вокруг было темно. Он подумал, что это на мгновение потемнело в глазах от вспышки фотоаппарата, но тут вспомнил, что это фото снято давным-давно.
Рэнтаро лежал в постели в доме Охары, в деревне поселенцев. За стенами скромной хижины ветер раскачивал верхушки деревьев.
Проснувшись, Рэнтаро некоторое время переживал увиденный сон.
— Прекрати, — раздался в темноте тихий голос.
Погруженный в свои мысли Рэнтаро открыл глаза.
Из постели супругов Охара доносились звуки возни. Фумико снова прошептала: «Ну не теперь же!» Видимо, Охара приставал к жене. «Молодые не могут совладать со своим желанием», — подумал Рэнтаро и решил притвориться спящим.
Но Фумико сопротивлялась. Некоторое время доносились звуки борьбы, затем Фумико сказала сквозь слёзы:
— Сколько можно… Я ведь не проститутка.
— О чём ты? — тут же грубо переспросил Охара. — Когда это я называл тебя проституткой? — Хотя голос был приглушён, в нём бурлила ярость.
— Но ты ведёшь себя и впрямь…
Раздался звук пощёчины. Рэнтаро не выдержал и сказал:
— Хозяин, хватит буянить!
— Тебя это не касается!
Рэнтаро показалось, что Охара, откинув одеяло, вскочил. Послышались звуки глухих ударов, Фумико отлетела на постель Рэнтаро. Похоже, муж пнул её ногой.
— Бесстыжая, из-за тебя мы не сможем завести детей, и я стану посмешищем для товарищей! — презрительно бросил он и настежь распахнув дверь, выскочил вон.
Через распахнутую дверь в дом проникло слабое мерцание звёзд. В темноте раздавались прерывистое дыхание и всхлипывания Фумико. Похоже, она не замечала, что поверх одеяла соприкасается с Рэнтаро. Выпростав руку из-под одеяла, Рэнтаро погладил её по спине:
— С тобой всё в порядке?
Женщина испуганно отпрянула. Рука Рэнтаро соскользнула вниз. Фумико отодвинулась на край постели и тихо сказала:
— После войны он совершенно переменился. Всё время чем-то недоволен.
Рэнтаро сел на постели:
— Во время войны ему пришлось тяжело.
— Я понимаю. Но он будто… стал чужим человеком. — Фумико тяжело вздохнула.
Пусть и печальный, её вздох наполнил комнату чистым сиянием. Рэнтаро захотелось ещё раз услышать её вздох, и он мягко сказал:
— А раньше он не был таким грубым?
— Нет, не был, — отрицательно покачала головой Фумико. Её растрёпанные волосы разлетелись, задев шею Рэнтаро. Он невольно коснулся её лица.
— Бедная…
Её щёки были мокры от слёз. Он провёл ладонью по её щекам. Фумико тихо склонила голову на грудь Рэнтаро, с трудом сдерживая рыдания. «После переезда из Токио вглубь гор Татэяма ей, должно быть, одиноко», — подумал Рэнтаро. Муж, который должен быть её опорой, беспрестанно сердится и не может рассеять её беспокойство. Переполненный сочувствием Рэнтаро погладил Фумико по спине.
— Всё хорошо. Это всё тяжёлые послевоенные времена. Скоро всё пойдёт на лад, — утешал Рэнтаро Фумико.
Так хотелось думать и самому Рэнтаро. Именно так — скоро всё наладится. Гладя женщину по худой спине, он уговаривал самого себя. Фумико как ребёнок прильнула и Рэнтаро и мелко кивала головой.
— Что ты делаешь?! — раздался гневный голос. В дверях стоял Охара.
Хотя в комнате было темно, тени прижавшихся друг к другу мужчины и женщины были видны. Фумико поспешно отодвинулась от Рэнтаро.
— Стоило мне уйти, как ты тут же пристал к Фумико! Э, да ты с самого начала думал переспать с моей женой!