Когда Рэнтаро почувствовал, что сил идти больше нет, деревья вдруг расступились. Подъём закончился, и они оказались на открытой вершине. Внизу на склоне лепились три жалкие лачуги, к которым жались крохотные огороды. Старица ткнула палкой на дома. Это был шанс раздобыть еду, и участники шествия снова оживились. Карлик заиграл на дудочке, однорукая женщина принялась бить по железной крышке. Мужчина, обвешанный болтавшимися виниловыми завязками, пустился в пляс. И остальные, поддавшись воодушевлению, невольно прибавили шагу. Но движения их были вялыми, и вкупе с тащившем повозку рослым мужчиной, идущим тяжёлой поступью, паломники были похожи на неуклюжих деревянных кукол.
Процессия направилась по тропинке, ведущей к домам. Почти весь урожай с полей был собран, но кое-где из земли торчали зелёные кустики. Во дворах росли плодовые деревья, под ними в поисках насекомых копошились куры. Но людей нигде не было видно.
Приказав рослому мужчине остановить повозку у одного из домов, старица крикнула: «Мы паломники к Якуси!» Никто не откликнулся. Она ещё несколько раз повторила: «Мы паломники к Якуси!» и, увидев, что вокруг царит тишина, опираясь на палку, слезла с повозки.
Повсюду были видны следы присутствия людей, но царила гробовая тишина.
Старица подошла ко входу в дом, завешенному сплетённой из мисканта циновкой. Паломники, как волочащиеся за старицей лохмотья одежды, по пятам следовали за ней. Стоя за спиной старухи, Рэнтаро через её плечо заглянул в дом.
Из полумрака хижины в нос ему ударил странный запах. Рэнтаро вспомнились выжженные развалины Осаки. В хижине стояла такая же вонь от гниющих под палящими лучами солнца трупов. Стоило качнуться циновке, и в глубине хижины раздалось жужжание — это скопища мух взвились в воздух. Старица шагнула внутрь, Рэнтаро последовал за ней.
Земляной пол был выстлан травой, валялся деревянный инструмент и лучины. В пол был вделан очаг — на слое пепла лежали обуглившиеся недогоревшие поленья. Вокруг очага валялись три тела. Пощупав их палицей, как мешки с песком, старица сказала: «Они мертвы». Услышав это, стоявшие у входа и заглядывавшие в хижину паломники, попятились назад. Старица вышла из хижины и направилась ко второму дому.
— Кто-нибудь, осмотрите оставшуюся, — сказала она, и Рэнтаро с юным существом неопределённого пола направился к третьей хижине.
Оба молчали. Витающая вокруг смерть сделала паломников немногословными.
На входе в третий дом висела циновка. Войдя внутрь, они увидели прислонённого к стене мёртвого мужчину. Он сидел, разинув рот, худой — кожа да кости. Из-под него вытекла липкая струя то ли фекалий, то ли слизи. Стояла ужасная вонь. Под ногами у мужчины валялось ещё одно тело. Похоже, это была женщина. Она лежала ничком, обхватив мужчину за бёдра. «Наверняка мертва», — подумал Рэнтаро, и тут что-то коснулось его ноги. Рэнтаро подскочил.
Это женщина шевельнула свободной рукой и схватила его за лодыжку.
— Она жива! — крикнул Рэнтаро юному существу, осматривающему другой угол хижины.
— И здесь двое детей, кажется, ещё дышат, — ответил тот, склонившись над маленькими телами.
Рэнтаро перевернул женщину на спину. В проникавшем через вход слабом свете проступило её лицо, отёкшее, как разбухшая от влаги земля, покрытое лиловыми пятнами. Уж не заразная ли это болезнь?! Рэнтаро отдёрнул руки. Женщина застонала.
— Воды… воды… — слабым голосом попросила она.
Рэнтаро сказал: «Сейчас принесу», и отошёл от женщины. Его спутник присел в углу. Подойдя ближе, Рэнтаро увидел, что перед ним лежат двое голых ребятишек, они лежали обнявшись. Тела этих детей тоже были покрыты лиловыми пятнами. Оба ребёнка уже едва дышали.
— Это инфекционная болезнь. Осторожно, не прикасайся, — сказал Рэнтаро своему спутнику, гладившему детей по щекам. Но тот, видимо, не знал, что такое инфекция. Рэнтаро объяснил ему, что это заразная болезнь. Тогда тот сказал: «Беда», и опустил руку.
Рэнтаро не знал, что это за хворь. Но она, видимо, внезапно поразила всех здешних жителей, поэтому он и решил, что болезнь заразная. Его спутник, видно, потеряв интерес к происходящему, покинул хижину. Рэнтаро, подобрав с земли валявшуюся деревянную посудину для воды, тоже последовал за ним. Из крайней хижины как раз вышла старуха со своими спутниками.
— Здесь трое ещё живы, — сказал Рэнтаро. Старуха хриплым голосом отозвалась:
— А здесь один живой.
— Все остальные умерли, — сказал обвешанный виниловыми верёвками мужчина.
— Беда пришла, — объявило юное существо непонятного пола, выйдя из хижины. И все согласно закивали.
— Беда, беда, — громко закричал старик с рыжим зайцем за спиной.
Рэнтаро покинул паломников и отправился искать воду. На заднем дворе был подведён горный источник. Набрав воды в деревянный сосуд, он отнёс его в хижину. У женщины не было сил даже пить. Она пролила почти всю воду, но всё-таки, увлажнив рот, облегчённо вздохнула и бессильно уронила голову.
Вновь набрав воды, Рэнтаро принёс её детям. Дети, как и женщина, едва-едва могли пить. У всех троих была крайняя степень истощения.
Если бы у него были лекарства, может быть, он хоть чем-то смог бы помочь им. Рэнтаро охватило гнетущее чувство. Ещё раз зачерпнув воды, он отправился в хижину, где был ещё один живой человек. В хижине стояла вонь от гниющего мяса. Здесь валялись четыре трупа. В стороне от них на спине лежал мужчина. Когда Рэнтаро поднёс ему воду, тот жадно выпил её, но его тут же вырвало.
— Не ешьте… меня, — слабым голосом сказал мужчина. — Быть… беде.
— Да, да, — ответил Рэнтаро. Видимо, здешние жители съели умершего от болезни и заразились от него.
Смерть тех, кто ещё жив, была всего лишь вопросом времени. Чувствуя полное своё бессилие, Рэнтаро вышел из хижины.
И тут он услышал радостные голоса. Это паломники, собрав оставшиеся на грядках овощи, поедали их прямо сырыми. Среди плодовых деревьев за домами слышался треск кустов и пронзительные крики кур, которых паломники пытались поймать. Царило оживление, как перед началом празднества. В домах умирали люди, а паломники охотились за их скудной едой. Рэнтаро охватил гнев, он подбежал к старице, которая сидела в тени дерева и наблюдала за бесчинством паломников.
— И это паломничество к Якуси?! — крикнул он старице. — Красть еду у умирающих людей — это называется паломничеством к Якуси?!
Старица повернула к Рэнтаро замотанную в лохмотья голову.
— Паломничество к Якуси и есть бедствие. Именно поэтому мы идём по Дороге-Мандала.
— Раз мы сами и есть бедствие, значит, нам можно делать всё, что угодно?!
Старица чуть повернула голову.
— В бедствии нет ни запретов, ни разрешений. Бедствие просто движется, просто движется по Дороге-Мандала.
— Да что же такое эта Дорога-Мандала?! — воскликнул Рэнтаро, припоминая всё, что случилось с ним с тех пор, как он оказался здесь. Он не надеялся на ответ, но старица монотонным голосом, словно произнося молитву ответила: