– Добрый вечер, мисс Лэттерли, – проговорил он, не скрывая неудовольствия.
– Добрый вечер, мистер Монк, – отвечала та, поворачиваясь к нему и приподнимаясь. – Вы выглядите расстроенным. Неужели опять неприятное дело?
– Преступления всегда неприятны, – отозвался сыщик. – Болезни ведь, кажется, тоже?
– Да, – согласилась мисс Лэттерли. – Но я бываю так счастлива, когда удается помочь симпатичным мне людям! Просто безмерно рада. И если вы иначе относитесь к своему делу, советую вам поискать другую работу.
Уильям опустился на стул. Он неожиданно ощутил усталость – непонятную, поскольку за день сделал не так уж много.
– Эстер, весь сегодняшний день я имел дело с трагедией и теперь не намереваюсь выслушивать тривиальную софистику, – заявил он.
– Это не софистика, – ответила девушка. – Вы начали жалеть себя и жаловаться на свою работу. Я же напомнила вам о ее привлекательной стороне.
– Да не жалел я себя! – воскликнул Монк громче, чем хотелось бы. – Боже мой! Мне очень жаль всех, кто замешан в этой истории, но, конечно, кроме себя самого. И я бы попросил вас воздержаться от поверхностных суждений, когда вы ничего не знаете о ситуации и о попавших в нее людях.
Мисс Лэттерли гневно глянула на него, а потом лицо ее озарилось пониманием и удивлением.
– Итак, вы не знаете, что делать? Выходит, и вы наконец смущены!
Ответить ей сыщик мог бы только такими словами, которые просто не могли сойти с его уст в присутствии Калландры. К счастью, последняя вмешалась в их ссору, положив ладонь на руку Эстер, чтобы сдержать ее пыл.
– Дорогой мой, не надо раздражаться, – мягко сказала она Уильяму. – У вас не было никакой возможности выяснить, кто виноват – если преступник существует на самом деле… то есть если действительно была предпринята попытка насилия.
Лэттерли поглядела на леди Дэвьет, а потом на Монка, но промолчала.
– Насилие было, – ответил детектив более спокойным тоном, – я знаю это. Непонятно другое – как поступать дальше. – Он не смотрел на Эстер, но ощутил в ней перемену: насмешка исчезла, и в ее взгляде он теперь видел полную серьезность и внимание.
– Вы сомневаетесь в том, что миссис Пенроуз сумеет правильно поступить, узнав имя виновного? – спросила Калландра.
– Нет, дело не в этом. – Монк серьезно поглядел на умное лицо любопытствующей приятельницы. – Просто меня смущает то горе, которое вызовут результаты моего расследования.
– Они огорчат самого насильника или его семью? – спросила миссис Дэвьет.
– И да и нет, – с невеселой улыбкой ответил Уильям.
– Быть может, вы все нам расскажете? – попросила Эстер, сразу забыв про словесную стычку, словно бы ее вовсе не было. – Итак, вам надо принять решение. Так что же вас смущает?
– Я должен принять решение до завтрашнего дня.
– Расскажите все, что вы выяснили!
Чуть пожав плечами, детектив глубже откинулся в кресле. Мисс Лэттерли заняла его любимое место, но теперь ему было все равно – раздражение оставило Монка.
– Марианна живет вместе со своей замужней сестрой Джулией и ее мужем Одли Пенроузом, – начал он свой рассказ. – Она утверждает, что, когда рисовала в саду, ее изнасиловали – прямо в летнем домике. Но девушка якобы не знает, кто это сделал.
Ни Эстер, Калландра не перебивали его, и на лицах их не было ни тени сомнения.
– Я опросил всех в округе, но никто не видел незнакомцев, – продолжил сыщик.
– Одли Пенроуз? – тяжело вздохнув, спросила миссис Дэвьет.
– Да.
– О боже! – охнула хозяйка. – Она любит его? Или думает, что любит?
– Нет! Марианна несчастна и напугана, – сказал Уильям устало. – И она готова скорее уйти на улицу и стать падшей женщиной, чем позволить Джулии узнать о случившемся.
– А она представляет, что ее ждет? – спросила Эстер, закусив губу.
– Скорее всего, нет, – ответил Монк. – Но едва ли это существенно. Джулия не позволит, чтобы это случилось… Я этого просто не допускаю. Но Марианна не хочет, чтобы я говорил об этом кому бы то ни было. Она сказала, что будет все отрицать, и я понимаю ее. Одли тоже будет отрицать – по вполне понятным причинам. Ничего другого ему просто не остается. Не представляю, поверит ли ему Джулия, по крайней мере для вида…
– Бедняжка, – проговорила мисс Лэттерли с внезапным сочувствием. – Какая жуткая дилемма! А что вы ей сказали?
– Что не могу найти насильника и прошу освободить меня от дела.
На лице Эстер читалось уважение и восхищение. Ее прелестная мина невольно тронула детектива, и горечь оставила его разум.
– И вы довольны подобным решением? – нарушила молчание Калландра.
– Не то чтобы доволен, – отвечал сыщик. – Но я не в силах придумать ничего лучшего. Просто нет никакого разумного выбора.
– А Одли Пенроуз? – настаивала леди.
– Я охотно свернул бы ему шею! – яростно выпалил Монк. – Но, увы, просто не могу позволить себе подобной роскоши.
– Я думаю не о вас, Уильям, – трезвым голосом проговорила Калландра. По имени Монка звала только она, и удовольствие от подобной фамильярности сближало их без всяких взаимных претензий.
– Что? – отозвался сыщик, пожалуй, чуть резковато.
– Я думаю не о вашем удовлетворении и не о мести, – продолжила миссис Дэвьет. – Пусть она и была бы сладкой. И даже не о правосудии, каким вы его видите. Я думала о Марианне Гиллеспи. Как теперь ей жить в этом доме, после всего что с ней там случилось? А ведь все может и повториться, когда Одли убедится в своей безнаказанности…
– Это ее дело, – отозвался детектив, но подобный ответ не удовлетворял и его самого. – Она же сама настояла на этом, – продолжил он, пытаясь оправдаться. – Марианна умоляла меня ничего не рассказывать Джулии, и я дал ей слово.
– Так что же тогда вас смущает? – спросила Калландра, округлив глаза.
Эстер, выжидая, с предельным вниманием поглядывала на обоих собеседников.
Монк колебался.
– Неужели виной чистое тщеславие – и вы просто не хотите оказаться побежденным? – настаивала леди Дэвьет. – Я правильно поняла, Уильям, дело в вашей репутации?
– Нет-нет, не только, – признался детектив, ощущая пробуждение гнева.
– А вы подумали, какой станет ее жизнь, если он решит повторить свой поступок? – Настоятельный голос Калландры звучал негромко, но тем не менее наполнял всю комнату. – Каждый раз, оставаясь с ним, она будет заново переживать весь ужас, опасаясь, что Джулия наконец все узнает и будет раздавлена горем. – Женщина подалась вперед в своем кресле. – Марианне будет казаться, что она предала свою сестру, хотя и не по собственной воле. Сумеет ли Джулия понять ее? Не усомнится ли в сестре, полагая, что в сердце своем та желала ее мужа и в какой-то мере даже поощряла его?