Это крайне раздражало Монка – чувство, которое он знал превосходно. Тогда он тоже был раздражен, а гнев всегда порождается беспомощностью. Каждый тупик, из которого удавалось найти выход, сменялся новым тупиком. Сыщик ощутил прилив надежды, быстро сменившейся раздражением, пульсировавшим в гулкой пустоте неудачи. Чувство это, по крайней мере отчасти, было направлено на Ранкорна: тот вел себя застенчиво… и слишком считался с чувствительностью свидетелей. Монк же намеревался давить и давить на них… Не из-за жестокости, а потому, что они прятали свои дурацкие крохотные секреты на пороге куда большей и злой трагедии.
Но какой же трагедии? Уильям помнил лишь тяжесть и пустоту, а еще эту не знавшую выхода ярость.
Дождь припустил как следует и промочил его брюки. Ноги детектива промокли, а по спине стекали ручейки. Он поежился и ускорил шаг. Вода поднималась в канаве и, закручиваясь водоворотом, исчезала в люке канализации.
Надо наконец выяснить прошлое. Надо же понять самого себя… того человека, которым он был все прежние годы, узнать, был ли его тогдашний гнев оправданным или же винить в нем следовало склонность к насилию, таящуюся в его же собственной природе, найдя себе извинение – эмоциональное, но интеллектуально бесчестное. Подобные вещи сыщик презирал больше всего на свете.
Приступив к исполнению поручения Калландры, Монк не имел причин для довольства собой. Мотивы убийства Пруденс Бэрримор и личность преступника еще надлежало выяснить. Возможных вариантов было множество: убийцей мог оказаться ее старинный враг, отвергнутый жених, кем, собственно, и был Джеффри Таунтон, или ревнивая и отчаявшаяся соперница… Нанетта Катбертсон. Время шло, Джеффри ждал Пруденс, а та держала его при себе, не соглашаясь, но и не отказывая.
Еще убийцей мог оказаться неизвестный любовник, врач или попечитель госпиталя, если какая-нибудь ссора или вспышка ревности завершилась трагедией. Следовало допускать и шантаж, в котором, если верить словам Ивэна, Дживис подозревал Кристиана Бека.
К тому же мисс Бэрримор была самоуверенной и властолюбивой, а значит, убийство могла совершить любая из сестер, не выдержавшая постоянных унижений. Очередной укол самолюбию, одно, пусть и обоснованное, замечание могло стать последней соломинкой, заставившей обиженную работницу нанести удар.
Госпиталь был уже совсем рядом. Последние несколько ярдов Монк пробежал и, прыгая через две ступеньки, поднялся к двери, где навес наконец укрыл его от дождя. Он остановился в холле. По телу уже текли струи воды. Опустив воротник, сыщик разгладил отвороты сюртука и с неосознанным тщеславием пригладил волосы. Разговаривать с Ивэном надо было с глазу на глаз, и при этом он не мог дождаться, пока встреча состоится сама собой. Итак, сержанта придется искать. Оставалось только надеяться, что тот окажется один, а не в обществе Дживиса. Монк отправился в путь, оставляя за собой мокрые следы – с его одежды капала вода.
Увы, ему не повезло. Детектив решил сослаться на то, что ищет Калландру, если кто-нибудь заинтересуется, чем он здесь занят. Но, обогнув первый же угол, он едва не врезался в Дживиса и Ивэна, оказавшихся возле желоба, ведущего в прачечную.
Инспектор поглядел на него с удивлением. Увидев дорогой костюм Уильяма, он сперва решил, что видит кого-то из попечителей, и только потом узнал бывшего сослуживца. Полицейский сразу же помрачнел и скорчил подозрительную мину.
– Привет, Монк! Что это вы здесь делаете? – коротко улыбнулся инспектор. – Надеюсь, не заболели? – Он поглядел на промоченный дождем сюртук сыщика и оставленные им мокрые следы, но больше ничего не сказал.
Уильям помедлил, прикидывая, не солгать ли ему. Впрочем, обманывать Дживиса, пусть даже и косвенно, было ниже его достоинства.
– Как вы наверняка знаете, леди Калландра Дэвьет попросила меня заняться этим убийством, – проговорил он. – Так, значит, именно этот желоб ведет в прачечную?
Джон Ивэн чувствовал себя неловко. Монк вел себя невежливо и сам понимал это. Лицо Дживиса напряглось. Нахальный детектив заставил его перейти к обороне. Не слишком красивый поступок, но, с другой стороны, зачем откладывать неизбежное?
– Другого в госпитале нет, – с прохладцей ответил инспектор, приподнимая свои бледные брови. – Неужели вы здесь впервые? Что-то вы на этот раз не торопитесь, Монк.
– Не знаю, чем этот желоб может помочь нам. Если бы возле него остались какие-то свидетельства, вы бы давно уже арестовали преступника, – парировал его соперник.
– Я бы арестовал его, обнаружив свидетельства в любом месте, – согласился Дживис с неожиданной усмешкой. – Но едва ли это помешало бы вам тереться вокруг да около… и плестись позади меня.
– Или иногда забегать на шаг вперед, – отозвался Уильям.
Инспектор метнул на него едкий взгляд.
– Возможно. Словом, смотрите себе на этот желоб сколько хотите. Все равно под ним вы увидите всего лишь бельевую корзину. А здесь, наверху, – длинный коридор с редкими лампами и полудюжиной дверей, но в этом крыле расположены только кабинеты доктора Бека и казначея. Думайте вволю.
Монк оглядел коридор. Он уже мог заключить, что, если Пруденс душили возле желоба, крики ее непременно были бы слышны в кабинетах Бека и казначея. Прочие же двери находились чересчур далеко. Если же сестру убили в одной из этих комнат, ее тело следовало принести к желобу, что было в известной мере рискованно. В больничных коридорах всегда можно кого-нибудь встретить, не то что в жилых домах или присутственных местах. Однако объяснять это все Дживису было незачем.
– Похоже, вы все-таки заинтересовались, не так ли? – сухо осведомился инспектор, и Уильям понял, что тот думал примерно о том же самом. – Увы, больше всего похоже, что виноват добрый доктор Бек!
– Или же казначей, – согласился детектив. – Кроме того, любой другой человек тоже мог воспользоваться здесь удобным моментом… так быстро, что жертва не успела даже вскрикнуть.
Дживис скривился, но потом улыбнулся.
– А мне кажется, она стала бы сопротивляться, – покачал он головой. – Женщиной она была высокой и, на мой взгляд, неслабой. Конечно, не то что некоторые. Тут есть такие сестры – прямо упряжные кобылы! – Он поглядел на Монка с открытым вызовом. – Увы, язык нашей покойницы был что хирургический нож: она никого не щадила и не прощала коллегам ни единой ошибки. Не из рядовых женщин была эта сестра Бэрримор… – Сделав паузу, полицейский негромко добавил: – И слава богу!
– Она достаточно хорошо знала свое дело и имела право на подобные замечания, – задумчиво проговорил сыщик. – Или же она все-таки изрядно досадила кому-то? – Он старался не глядеть на Ивэна.
– Возможно, – без промедления согласился Дживис. – Она действительно много знала. Но я не могу представить причины, по которым с ней могли обойтись подобным образом… даже если кому-то она не нравилась. Любили ее тут или не любили, но для некоторых она была в известной степени героиней. Сэр Герберт в высшей степени положительно отзывался о ней.