Оливер был слишком хорошо знаком с подобной ситуацией. Он помнил, как весьма приятное поначалу ощущение восхищения его собственной персоной превращалось в затруднительное положение, когда восторженная и романтически настроенная молодая женщина принимала его тщеславие за застенчивость, скрывающую истинный пыл. Воспоминания заставили его покраснеть даже теперь.
Сэр Герберт улыбнулся:
– Вижу, вы понимаете меня… Это весьма неприятная ситуация. И в нее можно попасть просто от слепоты, если излишняя увлеченность работой помешает вовремя разочаровать такую поклонницу, когда ее страсть находится еще в самом зачатке и твое молчание может быть понято превратно. – Глаза его не отпускали Рэтбоуна. – Боюсь, что то же самое произошло и с сестрой Бэрримор. Клянусь, я не имел ни малейшего представления об этом! Она была не из тех женщин, кто склонен к подобным эмоциям. – Он вздохнул. – Один Господь знает, что я сказал или сделал, а она сумела истолковать абсолютно неверным образом. Увы, женщины умеют понимать наши слова настолько невероятным образом… иной раз мужчинам подобное толкование даже в голову не придет.
– Но для дела было бы лучше, если бы вы смогли припомнить конкретную ситуацию.
Лицо хирурга сморщилось.
– Увы, вспомнить подобный случай очень сложно, – проговорил он задумчиво. – Кто помнит все свои слова? Не стану опровергать – я множество раз общался с ней… Покойная великолепно знала медицинское дело, и я разговаривал с ней гораздо чаще, чем с не столь способными женщинами. – Он резко качнул головой. – Однако наши отношения были строго профессиональными, мистер Рэтбоун. Мы не заводили светского знакомства. Мне никогда не приходило в голову следить за ее лицом… проверять, правильно ли она понимает меня. Например, я разговаривал с ней, повернувшись к ней спиной, на ходу или попросту между делом. Я не испытывал никакого личного интереса к этой женщине.
Оливер, не прерывая хирурга, следил за его лицом.
Сэр Герберт повел плечами:
– Молодые женщины вообще склонны к фантазиям, в особенности если определенный возраст застает их, когда они еще не замужем. – Мимолетная улыбка, выражавшая смесь сочувствия и симпатии, легла на его губы и снова исчезла. – Плохо, когда женщина устремляет все свои помыслы к карьере. Подобная участь полностью противоречит естественным эмоциям этого пола, тем более когда женщина предпочитает ухаживать за больными, заниматься делом тонким и нелегким. – Врач откровенно глядел на лицо защитника. – Все, что выпало на ее долю, должно быть, сделало мисс Бэрримор особенно чувствительной к душевным ранам… Увы, мечты – традиционный способ преодоления обстоятельств, которые в иной ситуации могли бы делаться непереносимыми.
Оливер понимал, что слышит абсолютно правдоподобную версию, и все же ему чудилось в ней известное высокомерие… Неизвестно почему, но адвокат не совсем доверял ей. Он просто не мог представить себе женщину, менее склонную к нереальным романтическим мечтам, чем Эстер Лэттерли, которая, как следовало из слов Герберта, находилась точно в тех же обстоятельствах, что и Пруденс. Если бы это было так, ему бы, пожалуй, было легче с ней ладить. Однако, тогда он не испытывал бы к Эстер симпатии и восхищения… Рэтбоун с усилием воли сдержал ответ, просившийся на язык, и вернулся к первоначальной цели разговора:
– А не можете ли вы вспомнить какую-нибудь конкретную ситуацию, когда мисс Бэрримор не поняла какого-нибудь из ваших замечаний? Было бы очень полезно для дела, если бы вы предложили суду какой-нибудь пример.
– Понимаю, но, увы, не могу припомнить слов или поступков, которые эта женщина могла бы счесть за личный интерес к ней. – Стэнхоуп глядел на юриста с беспокойством и как будто бы с явной невиновностью на лице.
Рэтбоун поднялся на ноги:
– Для сегодняшнего визита достаточно. Не унывайте, сэр Герберт. У нас есть еще время, чтобы выяснить обстоятельства жизни мисс Бэрримор, узнать ее возможных врагов и соперников. Прошу вас хорошенько вспомнить все случаи, когда вы работали вместе в последние месяцы. Попытайтесь найти в памяти что-то полезное. На суде мы должны располагать какими-нибудь подробностями, одного отрицания своей вины мало. – Он улыбнулся. – Но не будем заранее волноваться, я располагаю великолепными сотрудниками, способными помочь нам. Вне сомнения, они обнаружат необходимые факты.
Заключенный тоже поднялся, заметно побледнев. Теперь, когда вопросы закончились и мыслям было за что ухватиться, на его лице проступило беспокойство. При всей вере в силу логики и мастерства адвоката тяжесть положения наконец одолела его. Если приговор окажется обвинительным, ему предстоит личная встреча с палачом и веревкой, и перспектива подобного события затмевала все остальное.
Он хотел было заговорить, но не сумел подобрать слов.
Рэтбоуну уже несчетное множество раз случалось стоять в камерах вроде этой перед мужчинами или женщинами, по-своему выражавшими свой страх. Некоторые не скрывали паники, другие прятали испуг под покровом гнева или гордости. Внешне сэр Герберт держался спокойно, но Оливер понимал ту тревогу, которая должна была теперь пожирать его изнутри. Однако помочь подзащитному ему было нечем. Что бы он сейчас ни сказал, как только большая дверь закроется за его спиной, хирург останется в одиночестве, и долгие тягучие часы будут переносить его от надежды к отчаянию, ободрять и повергать в ужас. Ему придется ждать, пока битву за его жизнь будет вести кто-то другой.
– Я займу вашим делом самых лучших своих людей, – громко пообещал Оливер, крепко пожимая руку врача. – А вы тем временем попытайтесь все же вспомнить свои разговоры с мисс Бэрримор. Было бы весьма полезно, если бы вы сами смогли опровергнуть интерпретацию ваших отношений, представленную обвинением.
– Да, – Стэнхоуп уже овладел своим лицом, вновь сделавшимся спокойным. – Конечно. До свидания, мистер Рэтбоун. Я буду ждать вашего следующего визита…
– Через два-три дня, – ответил юрист на его невысказанный вопрос и, подойдя к двери, позвал тюремщика.
Оливер намеревался сделать все возможное, чтобы найти другого подозреваемого: ведь если сэр Герберт невиновен, значит, преступление совершил кто-то другой. Но в Лондоне никто не был способен выяснить истину лучше, чем Монк, поэтому адвокат отослал детективу письмо на Фицрой-стрит, предлагая встретиться по важному делу. Ему даже в голову не приходило, что Уильям может оказаться занят.
Сыщик действительно располагал свободным временем. Каковы бы ни были его симпатии, Монк нуждался в любой работе, а тем более в добрых отношениях с Рэтбоуном. Многие из его самых перспективных дел, как в профессиональном, так и финансовом отношении, шли через этого юриста.
Уильям приветствовал гостя, предложил ему удобное кресло, а сам расположился напротив и с любопытством поглядел на адвоката. По его письму нельзя было судить о поводе для визита.
– Мне предстоит крайне трудная защита, – начал Оливер, вглядываясь в лицо хозяина дома. – Сам я предполагаю, что мой клиент невиновен. Обвинение не имеет достаточно веского обоснования, однако мотивы весьма сильны, а других подозреваемых пока нет.