– Быть может, по моей вине, – призналась леди. – Возможно, я неловко выразилась и он мог решить, что речь идет о естественной смерти. В госпитале они нередки.
– Конечно. А обнаружил ли он испуг или волнение?
Тень горького удивления пробежала по лицу свидетельницы:
– Нет, он был совершенно спокоен и, как я полагаю, закончил после этого операцию.
– Успешно? – Рэтбоун уже знал, что та операция завершилась вполне благополучно, иначе он бы об этом не спрашивал. Адвокат вполне отчетливо помнил лицо Стэнхоупа, отвечавшего ему на этот вопрос, и откровенное недоумение в глазах хирурга.
– Да. – Калландра встретила его взгляд, и выражение ее глаз свидетельствовало о том, что она все поняла.
– Человек со спокойной совестью и твердой рукой, – заявил защитник, отметив, что присяжные тоже глядят на скамью подсудимых.
Ловат-Смит поднялся на ноги.
– Да-да, – проговорил судья Харди, махнув рукой. – Мистер Рэтбоун, прошу вас придержать свои наблюдения до вашего выступления. Леди Калландра не присутствовала на операции и не может иметь о ней собственного суждения. Вы заранее выяснили, что пациент выжил… я не ошибся? Да, естественно. Прошу, продолжайте.
– Благодарю вас, милорд. – Оливер поклонился. – Леди Дэвьет, можно ли считать, что вы сразу же информировали о случившемся полицию в лице некоего инспектора Дживиса и на этом ваше участие в деле закончилось?
– Нет, я… прошу вашего прощения! – Калландра моргнула, и лицо ее стало еще бледнее. Тень страха промелькнула в ее глазах, а рот женщины на миг скривился.
– На этом ваше участие в деле закончилось? – повторил адвокат. – Вы не принимали больше никаких действий?
– Нет, я… – снова начала свидетельница и опять смолкла.
– Так что же вы сделали дальше?
В зале зашевелились, зашуршали, сминаясь, шелк и тафта: слушатели подались вперед. Все присяжные повернулись к Калландре, и судья тоже поглядел на нее вопросительно.
– Я… я наняла частного детектива, своего знакомого, – ответила попечительница госпиталя едва слышно.
– Не могли бы вы повторить так, чтобы суд вас услышал, – вмешался Харди.
Глядя на Рэтбоуна, миссис Дэвьет повторила свой ответ уже более четко.
– А почему вы так поступили, леди Калландра? Или вы сочли полицию недостаточно компетентной и неспособной справиться с этим делом? – Уголком глаза защитник заметил, как напрягся Ловат-Смит, и понял, что удивил обвинителя.
Леди прикусила губу:
– Я усомнилась в том, что они найдут преступника. Подобное случается отнюдь не всегда.
– Действительно, – согласился Оливер. – Благодарю вас, леди Калландра. У меня больше нет к вам вопросов.
Но, прежде чем судья успел отпустить свидетельницу, со своего места вновь поднялся обвинитель:
– Леди Калландра, считаете ли вы, что на этот раз полиция нашла правильный ответ?
– Я протестую! – немедленно воскликнул адвокат. – Мнение леди Калландры, при всем моем уважении к ней, не является профессиональным и не относится к нашему делу.
– Мистер Ловат-Смит, – судья Харди чуть качнул головой, – если вам больше нечего сказать, я с общей нашей благодарностью отпускаю леди Калландру.
Уилберфорс опустился на свое место, сжав губы и стараясь не глядеть на оппонента. Тот улыбнулся, не испытывая, впрочем, удовлетворения.
Ловат-Смит вызвал следующего свидетеля, инспектора Дживиса. Бесспорно, полисмену не раз приходилось давать показания перед судом – во всяком случае много чаще, чем всем остальным, – однако он казался чужим в этом зале. Высокий белый воротничок чересчур стискивал его горло, а рукава оказались на дюйм короче, чем следовало бы.
В своих показаниях инспектор ограничился установленными им фактами, не добавляя ни своих эмоций, ни мнения. Но присяжные словно впитывали каждое его слово, и только раз-другой некоторые из них оборачивались, чтобы посмотреть вверх, на сэра Герберта.
Рэтбоун подумал, не вступить ли в перекрестный допрос. Впрочем, Ловат-Смит может вынудить его ошибиться. Свидетельств Дживиса адвокат опровергнуть не мог, и сами по себе они ничего не предоставляли защите.
– У меня нет вопросов к свидетелю, милорд, – проговорил Оливер, заметив удивление на лице Уилберфорса.
В качестве следующего свидетеля обвинения выступал хирург из полиции, определивший время и причину смерти убитой. Его выступление оказалось очень формальным, и Рэтбоуну нечего было у него спросить. Внимание его рассеивалось, и адвокат принялся разглядывать присяжных. Лица их были свежими, внимательными, и они старательно ловили каждое слово. А ведь через два-три дня они станут выглядеть совершенно по-другому! На лицах появится утомление, внимание расслабится… Присяжные начнут раздражаться, проявлять нетерпение и перестанут следить за показаниями. Они уже составят собственное мнение о том, виновен сэр Герберт или нет, и будут разглядывать зал, как это делает сейчас Оливер.
Последним перед перерывом на завтрак Ловат-Смит вызвал миссис Флаэрти. Побледнев от ответственности, та поднялась на место свидетелей, весьма осторожно ступая по ступенькам и задевая черными юбками поручни с каждой стороны… Ну, в точности пожилая домохозяйка в пыльном бомбазине! [12]
На взгляд Рэтбоуна, старшей медсестре не хватало только ключей на поясе и расходной книжки в руке. Она повернулась к суду, каждой чертой своего лица выражая неодобрение и оскорбленное достоинство. Необходимость представать в подобном месте перед людьми раздражала эту женщину: уголовные дела были ниже достоинства респектабельной особы, и она никак не рассчитывала когда-либо оказаться в подобном положении.
Уилберфорс явным образом развлекался, допрашивая эту свидетельницу. Лицо его выражало лишь глубокое уважение, а манеры были безукоризненными, однако Оливер достаточно хорошо знал обвинителя, чтобы заметить насмешку в повороте его плеч, в движениях рук или в том, как он расхаживал по полированному паркету возле свидетельской трибуны и поглядывал на недовольную женщину.
– Миссис Флаэрти, – начал он негромко. – Насколько мне известно, вы являетесь старшей сестрой Королевского госпиталя?
– Да, – мрачно отвечала свидетельница. Она явно собираясь что-то добавить, однако потом остановилась.
– Очень хорошо, – согласился Ловат-Смит. Его не воспитывали гувернантки, и он никогда не лежал в госпиталях, поэтому сердитые пожилые дамы не пробуждали в нем трепета, знакомого многим его коллегам.
Как-то поздно вечером за бутылкой вина, во время редкого совместного отдыха он признался Рэтбоуну, что посещал школу на окраине города, а потом попечитель, подметив его способности, оплатил мальчику хорошее образование.
Теперь же обвинитель ровным взглядом глядел на миссис Флаэрти: