Надежда сообразила, что парню не жаль плакатов, просто у него в комнате кто-то или что-то есть. И это что-то нельзя показывать посторонним.
Надежда решила наплевать на педагогику и достала свой рисунок.
– Есть у тебя такой плакат? Неси сюда!
– А вам зачем? – Димка стоял насмерть.
– Слушай, я же не спрашиваю тебя, почему ты дома в одиннадцать часов утра! – возмутилась Надежда. – И мне нет дела, кто там у тебя в комнате и чем вы там занимаетесь!
– Да мы ничего такого… – заныл Димка.
– Неси плакат, и разойдемся красиво! – потребовала Надежда. – Я у тебя вообще сегодня не была, а плакат потом заберешь, мне он насовсем не нужен.
Димка проскользнул в дверь бочком и вернулся, неся отодранный с мясом плакат.
На лестнице Надежда внимательно его рассмотрела. Все верно, синий круг на белом поле, та же надпись, а внизу, уже на белом напечатано мелким шрифтом: «Клуб андербайкеров приглашает всех желающих. Велосипеды свои. Адрес клуба: улица Галерная, дом 48, второй двор, налево под арку».
Восхитившись про себя, насколько точно указан адрес, Надежда сделала смелое предположение, что парень с фотографии носит свою синюю футболку не просто так. То есть эти футболки специальные и в магазине купить их нельзя, а можно получить в этом самом клубе андербайкеров. Стало быть, в этом клубе парня должны знать. И если Надежда покажет фотографию, вполне возможно, что ей скажут фамилию парня и его домашний адрес. Или хотя бы телефон. Или хоть какие-то координаты.
Надежда примерно знала, что байкеры – это велосипедисты. Тем более в объявлении было сказано, что велосипеды должны быть свои. Идя дальше, следовало предположить, что андербайкеры – это велосипедисты, катающиеся под землей. Об этом говорило и название клуба – «Солнце под землей». Никакого солнца там, разумеется, нет, это аллегорическое выражение, означающее, надо думать, что под землей у андербайкеров есть свой интерес.
Надежда слышала о таких ненормальных велосипедистах, которые ездят на своих велосипедах по рекам, по болотам и даже по пещерам. Есть даже такие, которые прыгают на велосипедах с мостов или высоких обрывов. Она сделала смелый вывод, что члены клуба с экзотическим названием «Солнце под землей» ездят на своих двухколесных друзьях по городским подвалам.
Надежда нашла в компьютере карту города и выяснила, что Галерная улица идет параллельно Конногвардейскому бульвару и уходит от Исаакиевской площади черт-те куда в дебри старого города.
Так сложилось, что тот район – очень старый, с красивыми домами конца восемнадцатого и начала девятнадцатого века – оказался весьма далек от технического и всякого другого прогресса. То есть в свое время из огромных барских квартир были понаделаны дремучие коммуналки, да так и остались до сих пор. Метро в тех местах было никак не проложить – дома старые, стоят тесно, запросто могут обвалиться. Наземный общественный транспорт ходил из рук вон плохо. Получалось, что вроде бы и центр, а самое настоящее захолустье. В советское время народ без сожаления бросал запущенные коммуналки и ехал куда дадут – в Купчино, на Комендантский аэродром, на Гражданку или даже на самый конец света, в Сосновую Поляну. В послеперестроечные времена, при массовом спросе на жилье, никто не хотел расселять коммунальные квартиры в этом районе, агенты по недвижимости прекрасно знали, что обеспеченные люди не станут там жить – уж больно неприглядный вид открывался из окон, да и сами дома были почти в аварийном состоянии.
И остались жить в том районе одни люмпены, которым не нужно было ездить на работу. Остальные, чертыхаясь и ругая городские власти, давились по утрам в немногочисленных автобусах и маршрутках и мечтали скопить денег на квартиру в более приличном месте.
Так что андербайкеры правильно выбрали место дислокации – в том дремучем районе все здания старые. И подвалы в них подходящие.
Надежда посмотрела по карте, где находится нужный ей дом сорок восемь, и отбыла, наказав коту Бейсику быть за хозяина, но дверь никому не открывать.
Маршрутка довезла Надежда Николаевну по Конногвардейскому бульвару до кольца, дальше пришлось добираться пешком какими-то кривыми переулками. Цивилизация кончилась примерно через десять минут. Даже не верилось, что совсем недалеко отсюда находится Исаакиевский собор, и толпы говорливых туристов, радуясь хорошей погоде, штурмуют его, словно Эверест.
Асфальт в переулках был окончательно раздолбан, а местами его и вовсе не было – мостовая, как в позапрошлом веке, была вымощена булыжником. Сказать, что окружающие дома нуждались в ремонте – значит, совершенно ничего не сказать. Они из последних сил взывали о помощи всей своей отбитой штукатуркой, всеми своими обваливающимися балконами.
Ворота во дворах если и были, то висели обязательно на одной ржавой скрипучей петле. Возле этих ворот на самодельных лавочках или просто на ящиках сидели весьма потрепанные жизнью личности непонятного пола. Рядом с ними примостились такие же потрепанные собаки. Прямо по булыжной мостовой брели подозрительные типы с авоськами, полными пустых пивных бутылок. Один такой тип уставился на Надежду тяжелым мутным взглядом. На его грязной, небритой щеке сидела муха, но абориген не обращал внимания на такую мелочь.
Надежде стало неуютно. Она прибавила шагу и, завернув за угол, вышла на Галерную улицу, почти в нужном месте. Как уже говорилось, с ориентацией на местности у Надежды Николаевны было все в порядке, это признавал даже ее муж.
На доме сорок восемь не было номера, но рядом стоял дом сорок шесть, а с другой стороны – пятьдесят, из чего Надежда сделала вывод, что этот, из старого почерневшего кирпича, и есть сорок восьмой. Спросить все равно было не у кого, поскольку из живых существ поблизости наблюдалась только трехцветная облезлая кошка. Киса вышла как раз из нужной подворотни, и Надежда посчитала это хорошим знаком.
Она мигом проскочила один двор, и во втором свернула налево под арку. Там, в небольшом тупичке, она увидела дверь с облупленной краской. На двери от руки был нарисован синий круг и поверх белой краской написано: «Солнце под землей».
Надежда удовлетворенно выдохнула и открыла дверь, которая оказалась не заперта.
Вошедший внутрь сразу же без всякой прихожей попадал собственно в помещение клуба, которое представляло собой довольно большую полутемную комнату с полуподвальными окнами, замазанными грязно-серой краской. Комната была завалена всяческими деталями от велосипедов.
В углу стоял обшарпанный письменный стол, над которым висел все тот же сине-белый плакат, за последнее время изрядно поднадоевший Надежде. Рядом с этим плакатом висел еще один, на котором большими красными буквами было написано: «Андербайкер – ум, честь и совесть нашей гребаной эпохи». Тут же к стене была пришпилена подробная карта Центрального района, на которой жирными красными стрелками, какими на военных картах отмечают передвижения войск, были отмечены какие-то маршруты – видимо, любимые пути передвижения доблестных андербайкеров.