День был утомительный, но продуктивный, были посеяны семена больших дел, которые со временем принесут серьезные плоды. Предстояли, конечно, большие сложности, борьба с конкурентами, но Ковригину не привыкать к такой борьбе, он чувствовал себя гораздо лучше в нервной предгрозовой обстановке…
Вздрогнув, он огляделся. Автомобиль ехал не по обычному маршруту. Взглянув на спину водителя, Ковригин похолодел: вместо стриженого светлого ежика Виталика, шофера-телохранителя, он увидел незнакомый темный затылок. Неужели охрана проглядела и Ковригин попал в ловушку, не успев нанести первый удар Пал Палычу?
Он полез под мышку, где в кобуре уютно покоилась «беретта».
– Не нужно, Юрий Иванович, – негромко проговорил водитель, снижая скорость и сворачивая к тротуару, – вы ведь сами хотели со мной поговорить.
Водитель развернулся на сиденье и взглянул Ковригину в глаза. Холодок пробежал по спине Юрия Ивановича. Это маловыразительное восточное лицо с холодными узкими темными глазами было необыкновенно спокойно. Живые люди не бывают так спокойны.
– Шаман?! – полувопросительно произнес Ковригин, уже понимая: это именно он, легендарный и загадочный бандит, почти одиночка – его группировка была смехотворно мала и, если бы не удивительная личность лидера, не играла бы в городе значительной роли. Но о самом Шамане рассказывали такое, во что почти невозможно было поверить. Он мог проникнуть куда угодно, никакая охрана, никакая суперсовременная система защиты не могла ему помешать. Если Шаман приговаривал кого-то к смерти, приговоренному оставалось только закупать цветы и водку на собственные поминки.
Этот человек сидел сейчас на переднем сиденье ковригинской «БМВ», глядя на Юрия Ивановича своими холодными невыразительными глазами.
– Что, Арик уже успел с вами связаться? – несколько суетливо и многословно осведомился Ковригин. Шаман презрительно скривил рот и тихо проговорил:
– Арик со мной не связывался. Со мной не надо связываться. Если со мной хотят поговорить и если разговор мне интересен, я сам прихожу. О чем вы хотели поговорить?
– Пал Палыч, козел мелкий, зарывается… Сжег мой груз на таможне… Я своих людей не могу подключить, разборки начнутся, в городе будут недовольны, а вы стоите выше всех этих… понятий…
– Ясно, – Шаман чуть заметно усмехнулся самым краешком рта, – вашему Арику Маленький Паша явно не по зубам. А мне на эти понятия действительно наплевать. Хорошо, я разберусь с Пашей. За это я хочу две вещи: из Пашиного хозяйства я возьму под себя клуб «Юрмала», а вы мне отдадите шведский меч. Я очень люблю оружие.
– Какой меч? – переспросил Ковригин, тут же поняв, что сморозил глупость: с Шаманом нельзя хитрить, а не вовремя взыгравшую жадность нужно душить в зародыше. Хоть ему и жалко было отдавать великолепный шведский клинок с эфесом, усыпанным драгоценными камнями, но помощь Шамана в этом деле с Палычем стоит больше, гораздо больше.
– Что с вами, Юрий Иванович? – с презрительным удивлением осведомился Шаман. – Вы разве не помните, какой у вас есть прекрасный шведский парадный меч семнадцатого века работы мастера Акселя Левенфельда? Или у вас так много подобных сокровищ, что вы в них путаетесь?
– Нет-нет, конечно, – забормотал Ковригин, – конечно, меч ваш, берите, я просто сразу не сообразил, о чем идет речь…
– Ну вот и хорошо, – кивнул Шаман, – мы с вами договорились. Кстати, к Виталию никаких мер не принимайте – парень ничего не мог сделать, вы же понимаете. Да он, скорее всего, ничего не запомнит.
Когда-то это здание в одном из промышленных районов Петербурга венчала многометровая светящаяся надпись «Народ и партия едины». С тех пор не только единство народа и партии кануло в вечность, но и слово «партия» приобрело множественное число, и достаточно молодой человек, увидев такую надпись, мог бы спросить: «А какая партия?», а возможно даже: «А какой народ?»
Поэтому морально устаревшую надпись оголодавшие умельцы давно уже разобрали на детали и сдали по частям в пункт приема цветных металлов, а само строение, несколько раз поменявшее хозяев, пережило два-три ремонта и стало импозантным и престижным офисным зданием с несколькими красивыми логотипами возле входа.
Поздним мартовским утром на расположенной поблизости от офисного здания стройплощадке было странное оживление. Рабочие в аккуратных спецовках по приказу своего начальника дружно покинули стройплощадку и курили в сторонке, с любопытством озираясь на свое опустевшее рабочее место.
Вскоре, негромко урча моторами, к стройплощадке подъехали два джипа с забрызганными грязью номерами. Из джипов вылезли несколько крепких ребят в таких же, как у строителей, аккуратных спецовках. Молодцеватые «строители» скрылись за забором стройплощадки, и дальнейших событий посторонние уже не видели.
А далее было вот что.
Подъехавшие орлы разделились на три небольшие группы. Двое поднялись в кабину подъемного крана, трое, расчехлив короткие десантные автоматы, заняли посты в ключевых точках площадки, а четверо оставшихся подошли к плоской бетонной плите с кольцами по углам. Кран заревел и ожил, развернув свою стрелу к плите. Ловко подхватив стропы, бойцы закрепили их по углам бетонного четырехугольника и встали на плиту, как на площадку лифта, ухватившись за стропы. Мотор крана снова заработал, плита с бойцами плавно поднялась в воздух и поплыла над стройплощадкой. Миновав забор, она зависла над плоской крышей соседнего офисного здания – именно там, где раньше красовалась достопамятная надпись, провозглашавшая единство одного народа и одной партии.
Псевдостроители сбросили свои комбинезоны, разобрали вещмешки с оружием и, облаченные в черные трикотажные костюмы и шапочки с прорезями для глаз, попрыгали на плоскую крышу.
Один человек резко выделялся из группы. На фоне плечистых и подтянутых парней он был невысок, неказист, сутуловат, но его ленивая медлительная грация и та несколько испуганная поспешность, с которой остальные выполняли его негромкие приказы, говорили о многом.
Аккуратными перебежками, прикрывая друг друга, черные фигуры пересекли крышу и, рванув ломиком дверцу пожарного люка, проникли в здание.
Двадцатью минутами позже Вован, сменивший на посту старшего смены, временно впавшего в немилость Толяна, окликнул по переговорнику одного из своих бойцов, патрулировавших коридоры офисного здания, и не получил ответа. Не очень забеспокоившись, он все же велел другому бойцу на всякий случай проверить, чем так занят замолчавший браток, что не отвечает отцу-бригадиру. Второй боец отправился на проверку и тоже пропал.
Тут Вован уже заволновался, взял еще двоих ребят и пошел проверить «непонятки».
Поднявшись на пятый этаж, Вован увидел сидящего на полу коридора братка с заклеенным пластырем ртом и дико выпученными глазами. Руки у парня были грубо скручены за спиной.
– Это что за фигня? – рявкнул Вован, выдергивая из кобуры «макарова». – Кто тут между глаз маслину хочет?
Связанный боец делал глазами какие-то знаки, но Вован не успел понять, что это значит, потому что откуда-то сверху на него рухнуло что-то черное, и Вован отключился, получив удар в хорошо знакомую специалистам точку у основания шеи.