Сортир был довольно тесный. Унитаза и рукомойника внутри не оказалось, только овальная дыра в полу, а над ней на стене бак с краником. Дыра, похоже, закрывалась изнутри сдвижной крышкой, но сейчас крышка была отодвинута в сторону. На стенах имелись привинченные ручки, все на разной высоте, так что человек любой комплекции и в любой позе мог надежно зафиксироваться и не летать по тесному помещению во время неожиданных эволюций вагона.
В баке и правда была вода, а при ближайшем рассмотрении в нише рядом и кусок мыла нашелся. Мыло было серое и пахло в точности как хозяйственное, но все ж лучше такое, чем никакого. От качки часть воды пролилась и оросила металл вокруг дыры, но небольшой наклон к ее центру вынуждал любую влагу вытекать наружу.
Полотенце тут, видимо, считалось роскошью, поэтому Костя поступил немудряще: вытер руки о штаны и уступил место Виорелу. Дожидаться его не стал, вернулся в свою нишу.
Семейство продолжало броуновские сборы; сосед-служивый меланхолично барабанил пальцами по столешнице.
«Нервное у него, что ли?» – подумал Костя неприязненно, хотя стук колес все равно все звуки заглушал.
Все-таки в вагоне очень недоставало окон, без этого поездка казалась какой-то ущербной и ненастоящей. А вдобавок, когда состав начал притормаживать, а потом и вовсе остановился, Костя даже не сразу понял, что они приехали.
– Финита, – сообщил Виорел и встал. Сосед из ниши напротив поднялся еще раньше и теперь пытался просочиться к выходу, но тщетно: миновать деятельное семейство не было никакой возможности, а невольно соседствующий с ними работяга так даже и встать не мог – сидел, забившись в самый угол. В коридорчике, где были заперты вещи, галдели; Костя услышал и узнал голос самого первого железнодорожника:
– Тихо, тихо, сейчас все выдам! Йоша, шевелись, ядрена вошь!
Железнодорожник, по правде говоря, никаких зловредных насекомых не поминал, но эмоционально его слова вполне соответствовали моменту.
Поскольку все равно приходилось пассивно ждать, Костя решил поспрашивать – вдруг напарник соизволит что-нибудь рассказать вместо осточертевших языковых уроков каждую свободную минуту?
– Слушай, Вира, а зачем вещи оставлять на входе в вагон, да еще и под замком?
Виорел покосился на него, потом на служивого, терпеливо ожидающего возможности выйти, и не очень охотно ответил:
– Давай потом, а? Сегодня вечер по-любому свободный, хоть обспрашивайся. Обещаю! Надоело мне тебя джавальскому учить, если честно, хотя понимаю, что надо. Да и худо-бедно объясняться ты уже насобачился, я заметил.
– Ладно, – терпеливо вздохнул Костя. – Потом так потом. Но хоть чего сейчас делать будем – мне позволено знать?
– Как чего? – удивился Виорел. – В гостиницу пойдем, надо же где-то жить! Отдохнем как люди, поужинаем, выспимся. А завтра с утречка по делам.
– Ух ты! – Костя оживился. – И у осликов бывают праздники, оказывается!
Виорел снисходительно глянул на него, но необидно, как старший брат на карапуза-младшего:
– Да мы, считай, самую муторную часть пути уже одолели. Назад так вообще налегке пойдем. Красота!
Служивый обернулся и с интересом глянул на Виорела с Костиком. Не скажешь, что пристально, скорее мимолетно так. Но Виорел замолчал и напрягся, Костя это сразу почувствовал.
Тем временем впереди наметилось движение, семейство потихоньку покидало вагон с непременным гвалтом и шумом. Основную децибельную составляющую обеспечивал, разумеется, пацан в матросском костюмчике, но и голос его мамаши тоже слышался даже из тамбура.
Следом проследовал к выходу работяга, потом служивый. За ними – Виорел с Костей, а у них за спинами топтались молчаливые ребята в камуфле.
Служивый получил перед выходом аккуратный чемоданчик и кобуру, надо понимать – не пустую. Костя с Виорелом – свои мешки, едва Виорел отдал железнодорожнику полученные при посадке жетончики. Чего-то намеревались забрать и парни в камуфле, но Виорел уже спускался по лесенке, и Косте некогда было разглядывать, что именно, надо было подавать свою поклажу.
Благополучно спустившись и навьючившись, Костя наконец-то смог как следует оглядеться.
Поезд прибыл на самый настоящий вокзал, пусть и маленький, одноэтажный, зато каменный. Выложенные мозаикой на центральной башенке крупные письмена складывались в слово «Харитма». Начертание букв слегка отличалось от того, чему его учил Виорел и что Костя уже видел в расписании на станции в степи, но разница вполне укладывалась в особенности шрифта: в расписании, что вполне естественно, использовался простейший печатный, а для башенки выбрали позатейливей, с красивостями и завитушками. Но Костя прочел надпись без труда, хотя и по складам, шевеля губами, как первоклашка: навык читать замысловатые шрифты бегло и глазами еще не вполне наработался.
Перрон был, пожалуй, узковат, зато вымощен тщательно подогнанными друг к другу досками. Людей на перроне и в здании вокзала толпилось и сновало порядочно – прибытие единственного (если верить расписанию и поправке к нему) действующего поезда, несомненно, являлось важным событием для города, но по меркам Земли все же трудно было счесть вокзал многолюдным. Виорелу и Косте вовсе не приходилось протискиваться, места хватало, даже с учетом груза за плечами.
Миновали просторный зал и вышли на привокзальную площадь. Она тоже казалась очень просторной, отчасти из-за того, что самым высоким строением в поле зрения оставалась башенка над вокзалом, а сама площадь по любому измерению во много раз превышала высоту башенки, отчасти из-за широченных улиц Харитмы, вливающихся в саму площадь. В любом случае площадь была значительно больше футбольного поля. Посреди нее, напротив входа в вокзал, располагался уютный скверик – меж малорослых южных деревьев ясно виднелись посыпанные песком дорожки, фигурные лавочки, несколько расписных киосков. Дорога перед вокзалом была вымощена красноватой брусчаткой; у самого тротуара, выстроившись в ряд, дожидались седоков извозчики на занятных двухколесных кибитках с полотняными козырьками. Среди медленно выплескивающейся из вокзала на площадь толпы сновали лоточники с пирожками, бубликами, какими-то местными подвяленными фруктами, сушеной рыбой и бог еще знает с чем. Виорела поминутно дергали за рукав то продавцы, то попрошайки, а он только небрежно отмахивался. Костю почему-то не трогали – то ли распознавали в нем чужака (хотя обуть на вокзале приезжего вроде как святое дело), то ли принимали за человека подневольного и без затей работали на хозяина. От торгашей и попрошаек Виорел кое-как отбился, от извозчиков тоже; они с Костей без задержек прошли через скверик (на лавочках было полно народу, с багажом и без), перешли через еще одну булыжную мостовую и двинулись по улице прочь от вокзала.
– Тут недалеко, – буркнул Виорел и снова замолчал. Костя старался не отставать, потому что на тротуаре было достаточно людно, то и дело приходилось лавировать, а народ, как назло, так и норовил оттереть Костю от идущего впереди Виорела.