— Его сиятельство князь Репнин! — раздался торжественный голос Семена.
* * *
В императорский кабинет вошел высокий широкоплечий полковник со звездой ордена Святого Георгия на груди. На вид ему было около сорока лет. Густые темно-русые волосы, откинутые назад, открывали строгое мужественное лицо. Выразительные серые глаза смотрели прямо и открыто. На правой щеке возле виска виднелся старый шрам от сабельного удара, а левую сторону лба пересекал совсем свежий, едва затянувшийся рубец. Но эти «боевые отличия» ничуть не портили внешность офицера. Напротив, они свидетельствовали о том, что их обладатель не раз побывал в бою и не привык прятаться от врага.
Вошедший щелкнул каблуками, по-военному вытянулся перед императором, и Александр вдруг с облегчением почувствовал, что он не один на свете.
— Здравствуй, Кирилл Андреевич, — милостиво кивнул он. — Когда прибыл в Петербург?
— Нынче на рассвете, ваше императорское величество.
Царь внимательно оглядел его.
— Всё такой, как и прежде, если не считать новой отметины на лбу.
— Это пустяк, ваше величество. Я еще легко отделался. При штурме крепости Менерик были пролиты реки русской крови.
— Да, Кавказ… Моя вечная головная боль.
Стараясь держаться как можно радушнее и дружелюбнее, Александр сказал без церемоний, как другу:
— Присаживайся к огню. Экая непогода!
Подождав, пока царь усядется у камина, Репнин тоже сел в кресло напротив.
— Сначала рассказывай о себе! Всё ещё холостяк? Кажется, ты собирался жениться на княжне Печерской?
— Да, ваше величество. Дело шло к свадьбе, но тяжело заболел отец Натали, князь Алексей Порфирьевич. Княжне пришлось вернуться в Петербург, чтобы ухаживать за ним.
— Я слыхал, что он умер в прошлом году?
— К несчастью, это так, ваше величество.
— Но теперь ты непременно женишься?
— Не раньше, чем через год, государь.
Александр Павлович понимающе кивнул.
— Ну что ж… Совет вам в любви, или, как это…
— Совет да любовь, — подсказал Репнин.
— И побольше детей! Да минует тебя моя печальная участь.
— Ваше величество, — голос Репнина дрогнул. — Мне известно о безвременной кончине великой княжны Софии. Примите мои искренние соболезнования.
Александр молча кивнул и отвернулся. Ему вспомнилось, как после маневров в Красном Селе он мчался в карете в Петербург, чтобы успеть проститься с умершей дочерью. Она лежала в гробу, юная и прекрасная, в белоснежном подвенечном платье.
Сердце императора заныло от боли. Рана была еще слишком свежа, после потери Софии не прошло и полугода. Поникнув головой, он долго молчал, потом, справившись с собой, поднял на собеседника влажные глаза.
— Ты, как никто, можешь понять меня, Репнин. Ведь у тебя тоже есть приемная дочь?
— Полина — моя родная дочь, узаконенная вами, ваше величество! Она носит мою фамилию и титул.
— Да, да… — задумчиво пробормотал царь. — Я помню… Ее мать — покойная графиня Варвара Ростопчина, с которой ты когда-то был в связи.
Репнин внешне остался невозмутим.
— Ваше величество! После смерти графини девочка осталась сиротой. Я удочерил ее, когда ей было десять лет. Нынче ей уже пятнадцать, скоро станет невестой…
Он осекся, потому что Александр жестом прервал его. С минуту они сидели молча.
— Я знал, что ты придешь по первому моему зову! Никакая буря тебя не остановит!
— Буря — еще не самая большая беда, ваше величество.
— Что ты имеешь в виду?
— Вода в Неве поднялась. Река бурлит, пенится и идет вспять. Думаю, что следует послать вестовых на все военные заставы, чтобы готовили спасательные команды.
Он не договорил, почувствовав недовольство царя.
— Не торопись! Излишняя суета может только зря потревожить горожан. Начнутся беспорядки, паника… Я родился в 1777 году, как раз в год наводнения. Впоследствии мне не раз рассказывали об этом бедствии. Разрушений и жертв было не так уж много, зато слухов — немерено.
Но Репнин был не из тех, кто во всем благоразумно и бездумно поддакивает государю.
— Простите, ваше величество, мне случалось читать в старых хрониках, что погибли все, кто находился ниже второго этажа. Особенно страшная участь постигла бедноту… Я уж не говорю об узниках Петропавловской крепости, которые утонули в своих казематах, подобно княжне Таракановой.
— Ты веришь этой легенде?! — усмехнулся Александр. — В императорском архиве хранится заключение тюремного лекаря о том, что Тараканова умерла в крепости от чахотки за полгода до наводнения.
Репнин промолчал. Ему доводилось слышать, как составляются некоторые государственные документы, но он не стал говорить об этом. Понимал он также и то, что царь вызвал его с Кавказской линии не для того, чтобы спорить с ним о судьбе несчастной княжны. Тогда зачем?
Словно прочитав его мысли, Александр Павлович испытующе вгляделся в лицо Репнина и начал издалека:
— Ты, князь, не раз помогал мне в трудную минуту. Я знаю, что ты умен, отважен и предан мне.
— Я присягал вашему величеству.
Александр устало махнул рукой.
— Мне присягала вся армия, но это отнюдь не значит, что она мне верна.
Он подошел к столу, взял несколько исписанных листов и передал их Репнину:
— Вот, взгляни!
Тот стал просматривать бумаги. Это были доносы о деятельности тайных обществ в Петербурге, Москве, а также в Малороссии. Мелькали названия: «Северное общество», «Южное общество», «Общество соединенных славян», «Орден юных рыцарей», «Первенцы свободы», «Общество военных друзей», «Инфанты Отчизны»… К доносам были приложены политические программы тайных организаций, а также списки руководителей и наиболее активных членов. По большей части это были офицеры средних чинов. Но среди них Репнин заметил и несколько известных военачальников, героев Отечественной войны 1812 года, потомков древних дворянских родов: Сергея Трубецкого, Михаила Орлова, Сергея Волконского, Павла Пестеля…
— Что скажешь? — нетерпеливо спросил царь.
Репнин оторвал взгляд от бумаг и поднял глаза на царя.
— Не вижу в притязаниях этих господ ничего, что противоречило бы собственным убеждениям вашего величества. Ведь вы и сами сторонник конституции, демократических свобод, отмены крепостного права…
— Всё так, — раздраженно заметил царь, — но это дело далекого будущего. Россия отстала от Европы лет на сто. Дайте сейчас свободу нашим мужикам, и они пойдут убивать и грабить!
— Наделите их землей, и они будут пахать и сеять, а не убивать.