По его команде, слуга убрал со стола мед и икру, стерлядь и соленые огурцы. Через минуту стол был заставлен традиционной рижской едой: ветчиной, колбасами, кислой капустой. Когда слуга поставил на стол целый бочонок с пивом, купец напомнил:
— Клаус, мне же завтра утром отправляться в дальнюю дорогу!..
Бочонок они, конечно же, не осушили, но почти 10 литров пива осилили. А потом вышли во двор, слуга натаскал на всякий случай несколько ведер воды и они решили сжечь растущую во дворе маленькую елку. Так, как сжигают в Риге елку на Ратушной площади в последний день февральского праздника. Но как только деревце загорелось, в соседнем дворе кто-то истошно заорал: «Пожар! Бей в колокола!» и слуга, не дожидаясь команды, вылил на недосгоревшую елочку два ведра воды.
— Не получились Вастлавьи, — грустно сказал золотых дел мастер. И Генриху стало его жаль. Полупьяный рижанин вдруг понял: «Есть у ювелира почет, положение при дворе, деньги, красивый сад, но нет ни семьи, ни родины и жить старому человеку особо незачем». Стало понятно, почему именно его царь Борис сделал посланцем. Берген хотел вернуться в родную Ригу, и потому очень старательно выполнял поручение государя всея Руси. «Что будет с ним? И что будет со мной?» — подумал Флягель. А вслух чуть туманно произнес:
— На всё воля Божья. Пошли спать, Клаус.
Наутро Генрих Флягель, невзирая на вечернюю гульбу, с первыми лучами солнца поспешил домой. Он преодолевал пургу и снежные заносы, мерз, двигался к родному городу, пока не наступала ночная тьма. Не прошло и двух недель, как он добрался до Риги.
Вечером, 5 марта 1600 года, Генрих Флягель стучался в дверь дома своего дальнего родственника Никлауса Экка. Бургомистр благодушно принял его. Ничем не выказал своего удивления по поводу письма из Пскова. Сразу вскрывать его не стал, а усадил Генриха за стол, угостил дорогущим французским вином. Вместо того, чтобы обсуждать судьбу Риги, Флягель был вынужден беседовать с Экком о здоровье их общих родственников. Хорошо хоть на прощанье бургомистр многозначительно обронил:
— Ты правильно сделал, что съездил в Псков, богатство наше русской торговлей прирастает…
Наутро Генрих Флягель узнал — его ждут в магистрате. И только придя в Ратушу, понял, что попал на допрос…
Говорить о диктатуре вполне правомерно. Дело в том, что к моменту беспорядков рижане не выбирали магистрат уже лет триста. Его состав формировался так: освобождалась вакансия — ратманы сами кооптировали в свой состав нового члена магистрата. Причем пожизненно. В значительной мере из-за этого горожане и стали делиться на патрициев и простых бюргеров. — Прим. авторов.
Нелегкой выдалась зима для принца Густава. Новости приходили одна печальнее другой. Шведам был не нужен ни русский союзник, ни сам принц. Шведский флот успешно высадил десант у Нарвы и горожане тут же открыли ворота скандинавскому отряду пехоты. А вскоре около тысячи всадников с разрешения русского царя проскакали по Ижорской земле от Финляндии до Эстляндии и укрепили гарнизон города. Мало того, пользуясь тем, что польский великий гетман коронный Ян Замойский увел армию в Молдавию, шведский регент Карл лично возглавил наступление своей армии на польскую Лифляндию. Карл действовал открыто, а царь Борис — тайно. В январе в Москву прибыл член Таллиннского магистрата Херт Фризе. И опять-таки с принцем Густавом свидеться не пожелал, а передал дьяку посольского приказа Василию Щелкалову грамоту о том, что Таллинн готов перейти под власть царя, если государь всея Руси возьмет таллиннцев от шведов и от поляков в защищенье.
Василий Щелкалов грамоту прочел и проворчал по-русски:
— А как Таллинн взять в защищенье, если между Москвой и Таллинном Нарва, а в Нарве войско дюка Карла?
Следующим в Москву прибыл старый знакомый принца — Арманд Скров. Он, в отличие от таллиннского посланца, о принце Густаве не забыл, зашел в гости. Попал как раз на масленицу. Катарина, которая уже училась праздновать русские праздники, щедро угощала его блинами с икрой, медом, вареньем, сметаной.
Черная икра Скрову понравилась. А пришедший вместе с ним дьяк Щелкалов сердито думал про себя: «Эх, эта данцигская горожанка не сообразила угостить нарвского палатника хотя бы бараниной. Холопка, она и есть холопка!
Вслух же сказал:
— У нас икру едят зимой возчики. В это время года день короток и они экономят время, чтобы как можно больше проехать до темноты. Дело в том, что еда получается сытная и недорогая, а съесть ее можно быстро, не тратя времени на приготовление обеда. Вот и съедают с караваем хлеба. Потом зачерпнут снега, утолят жажду — и в путь. Еда возчиков!
«Какая бестактность! — подумал про себя принц. — Чем Щелкалову так не угодила моя супруга?»
Принц не знал, что дьяк гневается оттого, что связанные с судьбой принца Густава тайны большой политики царь обсуждал с Афанасием Власьевым, а не с ним.
Арманд Скров неожиданно засмеялся, а потом добавил:
— Я помню. Еда возчиков! Ее Высочество Катарина была самым очаровательным возчиком в мире!
Щелкалов ничего не понял, а Катарина улыбнулась — комплимент пришелся ей по душе.
— И еда замечательная, — Скров придвинул поближе к себе деревянную миску с черной икрой. — Надеюсь, что Нарва присоединится к России, и наши возчики тоже станут есть эту икру.
— Я слышала, — добавила Катарина, — что царь предложил помощь шведам в войне против Польши в обмен на Нарву.
— Увы, — ответил за Скрова дьяк Щелкалов. — Еще осенью в Стокгольм было послано московское посольство. В отличие от вашего посланца, — безжалостно сказал он принцу Густаву, — посланцев царя Бориса беспрепятственно пропустили через шведский город Выборг и морем переправили в шведскую столицу. Послы предложили шведам военный союз за то, чтобы Нарва была передана Московскому государству. В ответ шведы заявили: «Пусть московиты сначала подтвердят условия давнего мира, по которому подданные царя не имели права плавать в Балтийском море». То есть, Нарву получите, но торговать с Европой напрямую не будете. И мало того. Герцог Карл потребовал за Нарву огромную сумму денег. К тому же царь обязан был немедленно напасть на Польшу со всем войском, а обещание отдать Нарву Карл давал лишь устно. Разве можно было согласиться на такое?!
В уроженке Данцига проснулся польский патриотизм. Катарина заявила:
— Ничего, польские гусары разобьют армию Карла, и тогда он готов будет отдать Москве хоть Таллинн, лишь бы спасти свою шкуру.
Василий Щелкалов посмотрел на холопку другими глазами. «А она, бесспорно, умна, надо бы держаться с ней повежливее».
«Глупышка моя чудесная, — вздохнул про себя принц Густав, — ты что не понимаешь, что такой вариант окончательно поставит крест на наших чаяниях?! Да, в этом случае Карл отдаст Нарву русским. Но не мне. И зачем им я, если нарвские бюргеры согласны перейти под власть Москвы, шведы не возражают, а поляков не станут спрашивать. Я стану вовсе не нужен. Не пора ли мне приступать к реализации собственного плана?»