И, как в венецианском Арсенале,

Кипит зимой тягучая смола…

…

Кто чинит нос, а кто корму клепает;

Кто трудится, чтоб сделать новый струг;

Кто снасти вьет, кто паруса латает… [10]

Не случайно Данте поместил это видение в восьмой круг ада, где отбывают вечное наказание продажные чиновники. Вопиющая коррупция стала настоящей проблемой для венецианского правительства.

В конце концов, Арсенал потерял передовые позиции. В XVII веке с развитием ремесленных технологий он устарел.

Он продолжал строить галеры, когда галеры были уже не нужны. Он сделался неэффективным, рабочим недоплачивали, и качество их работы снизилось. Однако Арсенал окончательно не закрывали вплоть до 1960 года, когда одиннадцать тысяч семей были выселены из этого древнего района. Сейчас фабрики и производственные линии используются для различных выставок в рамках многочисленных фестивалей, проходящих в Венеции. Что символично – такова природа этого города.

Венецианская армия на суше была так же эффективна, как венецианский флот на море. К середине XV столетия Венеция держала регулярную армию в двадцать тысяч солдат, не считая ополчения, готового к призыву в случае опасности. К началу следующего столетия это число удвоилось. Армия была смешанная. Венецианские инженеры славились навыками обращения с осадным вооружением, но считалось, что из венецианцев не выходит хороших солдат. Поэтому город больше полагался на наемников. Его солдаты были родом из Далмации, Греции, Германии и Гаскони; среди них были легкие кавалеристы из Албании и кирасиры из других частей Италии. В битве при Бути в 1498 году нескольких венецианских артиллеристов захватили в плен, им и отрезали руки; некоторые из этих несчастных оказались из Англии и Голландии.

Создание сухопутной империи в начале XV века послужило непосредственной причиной создания постоянной армии. Но такая армия создавала проблемы для вождей города. Армия могла оказаться на улицах, могла создать угрозу континентальным владениям. Вот почему генералом или полководцем ни разу не назначили венецианца. Администрация города боялась военного переворота. Венецианским патрициям не разрешалось командовать больше чем двадцатью пятью людьми сразу. Это защищало от внутренних распрей. Неизменно выбирался командир-иностранец, но и он выполнял свои обязанности под неусыпным присмотром двух старших патрициев, участвовавших с ним во всех походах. Это была не идеальная организация, особенно в огне сражения, но она хорошо служила венецианским интересам.

Иностранные генералы назывались condottieri, от итальянского слова, означающего контракт. Они служили по контракту. Но при этом они были искателями приключений, а иногда и разбойниками, которые очень подходят для театра Венеции. Они стремились соответствовать образу классического римского военачальника, жестокого на войне и любезного в мирной жизни; они полагали себя столь же мудрыми, сколь храбрыми, и столь же благородными, сколь рассудительными. Им хорошо платили. Венеция была известна как щедрый и аккуратный наниматель. Кондотьеры получали богато украшенные дома вдоль Большого канала и обширные владения на материке. Они казались незаменимыми для государства, но кое-кто подвергал сомнению мудрость их найма. Ведь их можно перекупить, предложив больший куш, а кроме того, иногда они становились безответственными или чрезмерно независимыми. Некогда Макиавелли винил в закате Венеции использование наемников и кондотьеров. Если венецианцы не отличаются в военном деле, скоро их не хватит и на мирные дела. Сэр Генри Уоттон в начале XVII столетия комментировал: «Из-за развращенности их юношей и осторожности их стариков, из-за долгой привычки к праздности и неприязни к оружию и, как следствие, неумения с ним обращаться, Венецианское государство пребывает в печальном упадке». Впрочем, упадок Венеции пророчили всегда, даже в высшей точке ее могущества.

VI
Город вне времени

Глава 19
Колокола и гондолы

Венецианцам требовалось контролировать время так же, как они контролировали все остальные аспекты жизни своего замкнутого мирка. Чтобы скоординировать деятельность населения, в определенные моменты в течение дня звонили колокола. На колокольне на площади Святого Марка была система из пяти колоколов: колокол по имени Marangona отмечал начало и конец рабочего дня, Nona и Mezza terza отбивали часы, Trottiera призывал патрициев голосовать на различных собраниях, а Maleficio в более поздние времена собирал зрителей на публичные казни. Колокола были формой социального контроля, они создавали области запретного времени. В 1310 году вышел эдикт, провозгласивший: «Никому ни по какой надобности без специального разрешения не выходить на улицу после третьего ночного колокола».

Как в частной, так и в общественной жизни города сигнал к каждой новой фазе подавался звоном колоколов; народ призывали просыпаться, умываться, молиться, есть и спать. Это еще один показатель патернализма или авторитарности венецианского общества. А поскольку колокола подсознательно ассоциируются с религией, это приводит к тому, что сама жизнь становится сакральной. Колокола были символом и количественным, и качественным.

Время в городе словно смещается. Приметы разных времен встречаются вместе, и разные времена изменяют друг друга. В Венеции нет настоящего, хронологического времени; его отменили другие силы. В самом деле, случается, что время будто останавливается; входишь в какой-нибудь двор, залитый солнечным светом, и со всех сторон встает прошлое. Это не обязательно личное впечатление. Народ Венеции верил, что ее организации вечны. Работая над общественными памятниками города, венецианцы постоянно имели дело со множеством слоев и уровней времени, с заимствованиями и адаптацией более ранних культур. Для них не было архитектуры настоящего – только прошлого и настоящего, сплавленных воедино. Город давал возможность приезжим увидеть, как история буквально пропитывает все.

В этом городе совсем иное ощущение времени, и любой, побывавший в Венеции, может это засвидетельствовать. В Венеции невозможно спешить; невозможно наверстывать упущенное время. Нет другого транспорта, кроме водного, и даже для быстрой ходьбы пешком имеется немало препятствий. Этот город замедляет человека – еще одна причина чувства зачарованности, сна, которое он навевает. Хочется бродить по городу и заблудиться. Официальный отсчет времени здесь также отличается от общепринятого. Началом следующего дня считается час, когда пробьет вечерний Ангелюс, колокол, призывающий к молитве «Ангел Господень», то есть шесть часов вечера. Таким образом, половина седьмого вечера в Сочельник, с точки зрения венецианцев, – уже Рождество. Эта система действовала вплоть до наполеоновского завоевания.

Преемственность городской администрации внушила его обитателям другое чувство времени, склонность мерить его веками, а не десятилетиями. Венеция измеряла себя историческим, а не хронологическим временем. Столетия заперты на острове, как и раньше; они заточены в лабиринте улочек.