Проводить путешественников высыпали все индейцы селения. Томагучи дал последние наставления каюрам, а затем обратился к Алексею Михайловичу:
– Желаю тебе, Алеша, доброго пути и столь же доброго скорого возвращения. Передай от меня большой привет Яндоге. Он уже стар и, наверное, скоро отправится к нашим праотцам, – погрустнел вождь взглядом, – но ты ему скажи, чтоб не спешил делать этого. Он очень мудрый правитель и еще нужен своим соплеменникам.
– Спасибо тебе, Томагучи, за добрые слова. – Воронцов обнял вождя. – Я обязательно передам Яндоге все твои пожелания и надеюсь, что у меня с ним сложатся такие же дружеские отношения, как и с тобой.
Затем граф нежно обнял Аркчи, которая тотчас прижалась к нему всем телом. Среди стоявших поодаль индианок пробежал шепоток легкого удивления и затаенной грусти: у индейцев не принято было прощаться со своими скво прилюдно, да еще столь чувственно.
– Постарайся родить мне сына, Аркчи, – шепнул Воронцов жене на ухо.
– Я обязательно постараюсь, Алеша, – тоже шепотом ответила она, преданно заглядывая мужу в глаза.
По команде Белого Орла отъезжающие заняли свои места на нартах, и под бодрые крики каюров: «Хуг, хуг!» собачьи упряжки, взметая снежную порошу, рванули в сторону леса…
* * *
По лесному зимнику, проторенному охотниками, ехали довольно быстро. Когда же свернули с него в сторону гор, скорость существенно снизилась. Собаки стали часто проваливаться в снег по самое брюхо, и Белому Орлу пришлось через непродолжительные промежутки времени менять упряжки местами, поскольку собаки головных нарт быстро выбивались из сил.
Постепенно лес начал редеть, а когда и вовсе закончился, глубина снежного покрова уменьшилась, но крутизна подъема при этом увеличилась. В конце концов Белый Орел, коего Воронцов прозвал «командором», вынужден был дать всем команду сойти с нарт. И теперь путешественники брели за своими упряжками, держась за дугообразные спинки нарт, зато собаки явно приободрились.
Изредка делали кратковременные остановки, дабы перевести дух, и всякий раз командор непременно проверял крепления поклажи.
– Скоро выйдем на ледник, – прикрывая ладонью глаза от слепящего солнца, сказал он вскоре, вглядываясь в сторону горного склона, ведущего к перевалу. – Там идти будет легче.
– Да и сам перевал вроде бы уже недалеко, – заметил один из каюров.
Командор снисходительно посмотрел на него и сказал:
– Близок локоток, да не укусишь, как говорит наш Алеша. К ночи до него вряд ли дотянем. – И подал команду двигаться дальше.
* * *
Зная о коварстве ледников по собственному опыту, Белый Орел пошел с головной упряжкой. Неожиданно его собаки разом метнулись вправо, раздался отчаянный собачий визг. Нарта меж тем заскользила по льду и стала медленно заваливаться на левый бок. Белый Орел в несколько размашистых прыжков настиг вожака упряжки и мертвой хваткой вцепился в его повод. Однако нарта, взламывая своей тяжестью тонкий лед, уже начала сползать в глубокую расщелину, увлекая за собой и собак.
Все произошло столь внезапно, что сразу никто и не сообразил, в чем дело. Один лишь граф интуитивно бросился к Белому Орлу.
– Держи меня за ноги, Алеша! Крепче! – натужно прохрипел тот, пытаясь удержать упряжку, сползающую в пропасть.
Воронцов немедленно распластался на покрытом снегом льду и ухватился за ноги проводника, одновременно ища каблуками хоть какую-нибудь опору для самого себя. Собаки, непрерывно скуля и воя, пытались сделать то же самое, до крови царапая лед когтями, но тщетно. Графом уже овладело отчаяние, как вдруг очень кстати подскочил со своей упряжкой Чучанга. Резко развернув ее вправо, он быстро привязал к ней кожаным ремнем повод вожака упряжки Белого Орла.
– Держи, Кучум! Держи! – истошно прокричал он собаке.
Кучум напрягся, рыкнул пару раз, и все собаки из его связки дружно навалились на лямки, выполняя приказ своего вожака. И – о чудо! – сползание головной упряжки в пропасть приостановилось.
Оба каюра повторили маневр Чучанги, и под громкие крики: «Хуг, хуг!» на лямки налегли уже все три упряжки. Однако повисшая над пропастью груженая головная нарта и визжащие от ужаса собаки все еще перетягивали их усилия.
– Хватайтесь за ремни! – крикнул Чучанга каюрам.
Над вечными льдами снова разнеслось мощное: «Хуг, хуг!», упряжки рванули изо всех сил, и над кромкой пропасти наконец показались сперва собаки, а за ними и нарта. На мгновение она как бы застыла над краем ущелья, а затем все-таки перевалилась вперед и грузно, с шумом опустилась на твердый лед…
С трудом поднявшись на затекшие от напряжения ноги, Белый Орел тут же устремился к подводе.
– На месте! – раздался его торжествующий вопль.
– Что?! Что на месте?.. – понеслись со всех сторон голоса.
– Бочонок с «водой белых»!
– Ай да молодец ты, Белый Орел! – дружно воскликнули каюры.
– Ты его, видать, так прикрутил, что теперь и отвязать, небось, не сможешь! – пошутил Чучанга под дружный смех товарищей.
– А что с остальной поклажей? – обеспокоился меж тем Воронцов.
– Уцелела полностью, Алеша, – утешил его сияющий от счастья командор.
– Слава богу! – перекрестился граф.
* * *
Изрядно обессилевшие, все путешественники расселись по нартам, и лишь ответственный проводник принялся заботливо осматривать лапы собак своей упряжки.
– В кровь о лед истерли, – грустно констатировал он, тоже наконец присев на нарту. – На сегодня, похоже, отбегались. Надо будет смазать им лапы тюленьим жиром – пусть зализывают. – Покряхтев, пожаловался: – Стар я стал, глаза совсем плохо видят…
Поняв, что причиной недавнего происшествия командор считает собственную неосмотрительность, Воронцов поспешил его ободрить и успокоить:
– Не кори себя, Белый Орел! Это всего лишь так называемая снежная болезнь, возникающая из-за отражения ярких солнечных лучей от снега.
Белый Орел благодарно посмотрел на него, но тут же горько усмехнулся:
– Раньше, Алеша, я такой болезнью отчего-то не страдал. А ведь не раз и не два водил упряжки этой же тропой! – Он вытер рукавом заслезившиеся от осознания наступившей старости глаза.
– Не расстраивайся, Белый Орел! Все равно ты сейчас самый опытный и самый мудрый среди нас! – Воронцов растроганно обнял старика, и спутники в унисон утвердительно закивали.
Всеми силами скрывая смущение, командор тотчас встрепенулся и деловито посмотрел из-под ладони на солнце, уже клонившееся к океанским просторам.
– Все, будет нам сиднями сидеть! Пора к ночлегу готовиться! – бодро скомандовал он, вспомнив о своих обязанностях руководителя перехода. – Где-то ближе к перевалу должно быть иглу [22] , в котором мы останавливались при последнем переходе через горы…