– Куда же ширить-то! – изумился статский.
– За Кавказ, за Каспий!..
– Батюшки, и за Каспий?!
– Да-а-а, тамошние племена сами к нам просятся, турухменцы к примеру, я сам слышал от светлейшего… Верные люди ему все донесли… У него, брат, свои верные люди всюду… И турухменцы тоже верные… Им только не велят, вот!.. А кто – мы не знаем…
Майор говорил и пил. Статский подливал, пока Григорьев не рухнул лицом на стол.
– Вот так, готово! – сказал Пал Палыч.
Кадым подошел, рукой отодвинул чиновника, поднял на руки майора и унес в чистую горницу. Там уложил его на мягкую постель. До утра горница сотрясалась мощным храпом.
Всю ночь Пал Палыч расклеивал над паром пакеты из дорожной сумки гусара. Тщательно все переписывал и снова аккуратно клеил и клал на место. Под утро он вручил переписанное Кадыму, получил несколько золотых и удалился.
Утром Григорьев проснулся к уже накрытому столу. Кадым заботливо пододвинул к нему крынку с огуречным рассолом. Майор перво-наперво схватился за ранец, осмотрел печати. Все на месте. Осушил половину крынки, запил водкой и спросил:
– Я не сильно шумел вчера? Меня не пробовали раздевать?
– Кто бы посмел, уважаемый. Ты каких-то повес выгнал и все. Потом выпил. Потом уснул. Накануне, видать, долго не спал, – сочувственно сказал Кадым.
– Да, надоело по плохим трактирам от самого Петербурга. Последнюю ночь до Москвы нарочно без остановок гнал, чтобы у тебя в чистоте отоспаться. Ты не обижайся, если что.
– Ничего, ничего. Мы же не первый день друг друга знаем.
– Это верно. Тогда давай умыться, поем и в путь. Добраться бы засветло до Серпухова…
Когда майор Григорьев уехал, Кадым отправил в сторону Казани своего слугу с обозом и с бумагами, вшитыми в халат.
* * *
Мулла Ирназар-бай прочитал бумаги, привезенные Таджи-баем из Казани. Он немало узнал о делах русских вокруг Крыма. Про то ему было понятно – кто же будет терпеть такого воинственного соседа, как тамошние Гиреи. Муллу насторожило то, что передал купец на словах. Он гадал: «Как прознал Потемкин, главный визирь урусов, что я намеренно скрыл от России просьбу туркмен о подданстве?.. Разговоры-то об этом ходили почти открыто среди тех же купцов. Но то, что я утаил ее нарочно, знали только двое – я и правитель Бухары!.. Выходит, есть еще кто-то, кто узнал и передал. А если этот кто-то передает урусам еще что-то, что им знать не нужно?..» Этими мыслями он поделился с родственником правителя, ходжой Гафуром. Тот принял его в небольшой комнате, чем удивил муллу.
– Я вот думаю, не среди ли твоих людей прячется русский подсыл? – спросил он у Гафура.
– Почему именно у меня? Это у тебя в России шпионы… Мне то уж известно… А ты уверен, что если их прижать пыткой, то они будут хранить тебе верность? – возразил Гафур.
– Моим шпионам ничего не было известно об уговоре скрыть просьбу дикарей. Но я знаю, что твой человек слишком часто шлет в Россию подарки! Не странно ли это?
– Нет, не странно. Он один за год удвоил мои доходы. Пускай шлет. Лучше работать станет! – жестко ответил Гафур.
– Ты во многое его посвящаешь, конечно, ради торговли, но…
Гафур перебил муллу:
– Вот что, многоуважаемый Ирназар-бай, не ищи в чужом амбаре мышь, которая ест твой рис. Берегись чужих котов! Они в темноте тоже все видят.
– Почему ты так веришь своему русскому рабу? – спросил подозрительно Ирназар-бай.
– Потому что секреты у тебя, а Ефрем – у меня. И если бы Ефрем хотел, он давно бы сбежал. Пути до Мангышлака ему ведомы, а оттуда до Астрахани день-два морем. – Гафур улыбнулся. – Он и тебя украл бы. А под пыткой у русских ты бы все выложил!
Мулла настойчиво продолжал:
– Не забывай, что сам аталык приказывал хранить молчание о просьбе туркменских вождей…
– Ты хочешь сказать, что если не ты сам проболтался как сейчас мне, то… – Гафур многозначительно возвел глаза вверх.
– Что значит – «то»? – не выдержал и разозлился мулла Ирназар-бай.
Гафур тоже повысил тон:
– То и значит, что ты подозреваешь самого правителя! Не забывайся!
Мулла побледнел. Он понял свою оплошность.
– Не трепещи, уважаемый, – пренебрежительно успокоил его Гафур. – Ты же знаешь, что я ничьей крови не жажду. Но помни – зять правителя может погубить быстрее, чем погубят его. К тому же ты сам рассказал мне об этом, думаю, ничтожном, секрете.
Гафур подошел к ковру на стене и отодвинул его край. За ковром была арка, ведшая в небольшую богато украшенную комнату с роскошным ложем под балдахином. Из вороха подушек на муллу глянуло улыбающееся лицо цветущей женщины, едва прикрытой халатом. Ирназар-бай чуть не задохнулся: он увидел неприкрытой чужую жену, и это была любимая дочь аталыка!
– Ей правитель поверит быстрее, – сказал Гафур, опуская ковер.
– Ходжа Гафур, ты только что опозорил передо мной дочь нашего повелителя!
– Если это было бы так, она сама об этом заявила бы и немедленно. Ты слышишь ее протесты? Нет! А вот из-за ковра она слышала все. Правда, дорогая?
Из-за ковра донеслось игривое:
– Да, дорогой мой супруг, я все слышала, все что ты скажешь.
– Вот видишь, все что скажу! Не стоит тебе под меня подкапываться. В другом месте копай.
Сбитый с толку мулла запинаясь оправдывался:
– Я и не думал, уважаемый ходжа. Я только совета просил. Ведь кто-то же узнал…
– Пустяки это все, уверяю тебя, – говорил Гафур, обняв муллу за плечи и подталкивая к выходу. – Туркмены, царица – это так далеко… Тебе нужно отдохнуть от трудов, если шпионов всюду видишь.
Шагая к своему дому, мулла Ирназар-бай думал:
«Может, прав Гафур? Пустяки это все? Почему я думаю, что русские вызнали о нашем намерении скрыть просьбу дикарей? Что тут узнавать, когда и так ясно, что нам не хочется такого соседства. Тут любой бы скрыл…»
Боясь мести Гафура, мулла решил молчать, но тайно приглядывать за Гафуром и его людьми. Самолюбие не давало ему смириться с выскочкой.
Гафур соврал мулле Ирназар-баю, что ничего не знал об интриге с туркменской просьбой. Он случайно услышал все от самого правителя, но не придал значения. Теперь он с тревогой вспоминал – не разболтал ли где сам нечаянно. Его злило, что пустяшная причина могла дать повод к поискам возможного шпиона русских. «Найдут не найдут, а голова моя приблизилась к топору!.. – подумал Гафур. – Ефрем?.. Может он быть шпионом?.. Да не-ет! Раб – лазутчик! По моим лабазам высматривать, что ли?! – Он улыбнулся, но тут же спохватился. – А что если я ошибся?.. Убить его? Нет, тогда точно заподозрят меня. Нужно сплавить его поскорее!»
Ефрем многое узнал о направлениях и трудностях Шелкового пути из Китая и Индии в Европу. Борьба за больший контроль этой торговли определяла отношения между Кокандом, Бухарой, Персией, Китаем, афганскими племенами, Турцией. Кроме того, узнал он, что к югу и востоку от Бухарских границ есть места, где живут еще многие неизвестные в Европе народы, куда чужакам путь заказан. Но Великий шелковый путь от этого весьма зависел. Изучая торговлю, Ефрем уяснил, что многие правители Азии больше озабочены междоусобицами. Но и европейские дела они живо воспринимали. Потому что конечным покупателем, самым дорогим и самым обширным была все та же Европа. Каково состояние покупателя – таковы и виды на барыш.