Старика Карима уважали и боялись. Он же был тверд в своих убеждениях, но не навязчив, добр со всеми, не подобострастен перед сильными… Кариму приглянулся бывший невольник Гафура. Он понял, что Ефрем не обычный человек. Мелькала было мысль, что Ефрем может быть подослан, но ничего особенно значимого для шпионажа в Бухаре мулла не видел. Поэтому воспринял он Ефрема просто как невезучего парня. Привычка муллы Карима принимать участие в судьбах обиженных, помогать людям, особенно одаренным, позволяла Ефрему вызывать иногда муллу на долгие и откровенные беседы.
Как-то Ефрем просил муллу Карима ответить на вопрос – что есть справедливое царство? Карим-ака долго не отвечал, Ефрем ждал с почтением. Наконец старик глубоко вздохнув, сказал:
– Счастливое царство, говоришь?.. В Багдаде я долго изучал древние грамоты и манускрипты. Мало кто помнит и, главное, хочет помнить то, что делалось на свете до нашего прихода в этот мир… Да!.. Когда люди не хотят учиться у своих предков, они становятся мелкими воришками, жадными и быстро глупеют. Верят в то, что есть некое лекарство сразу от всех болезней или ищут некое счастливое царство, где все за них сделано, а им остается только плоды срывать и вкушать. Забыли люди, что Бог изгнал людей из рая для того, чтобы трудились сами. Потому и беды все…
Лет уже с тысячу, наверное, или даже более прошло с той поры, когда в великом городе Багдаде правил шах Кавад. И был у того шаха визирь Маздак. Всякие напасти испытывала тогда Персия: и войны, и мор, и голод случались часто. Но все равно богатой считалась тогда Персия. Казна была полна, и были несметно богаты ее визири и прочие вельможи. Только вот остальные люди умирали от голода.
Стал народ роптать. Да так, что государству грозил великий бунт и развал. И сказал тогда визирь Маздак, что зло все от неправильного разделения богатства. Одни придавлены горами золота и еды, а другие сохнут и умирают от нищеты. Надо, сказал Маздак, отобрать у богатых и дать бедным, так, чтобы всем поровну было.
Шах Кавад послушался визиря и сам же был схвачен им, как самый богатый в государстве. Кровь в Багдаде полилась рекой. Сторонники визиря и не думали ни о каком народе. Они обогащались сами. Грабили, оправдываясь заботой о нищих, которых тоже убивали, если они покушались на новых хозяев… Тем же, для кого все затевалось, оставили прежний кнут!
– Погибло царство?.. – нетерпеливо спросил Ефрем. – Ведь вроде хорошо, когда и неимущему перепадает от излишества богатого? Не так ли?
– Хорошо – это когда от души идет подаяние, как велит всемогущий Аллах. А лучше – когда от собственных трудов. А грабеж – он всегда грабеж. Кого бы ни коснулся… Что же до царства того, то нет, не погибло оно. Сын шаха Кавада принц Хосров набрал воинов из степных кочевников, стал во главе нового войска, схватил Моздака и повесил его. Сторонников проходимца частью казнили, часть из них разбежалась, увезя награбленное. Хосров заставил людей трудиться, и все вернулось в привычное русло…
– Так, значит, вернулись к тому, что снова и голод и мор и… прочие беды, а несчастий меньше не стало? А государство, выходит, вроде и богато, а народ в нем несчастлив? Так что же это такое – благо для государства?
– Я вижу благо только в одном – это исполнение Божьего закона. Всем воздать поровну не получится. Аллах так устроил, что в человеке есть все: и подлость, и жадность, и благородство. Сам человек должен по велению души ограничивать себя в соблазнах, гнать от себя зависть и злобу, тогда только и наступит царство добра.
– С какой же стати люди станут отказываться от богатств добровольно? Ведь сей же час найдутся такие же моздаки, чтобы поживиться.
– Чтобы этого не произошло, надобно учить людей добру с младенчества… Ты спрашивал, что есть добро для государства? Я полагаю – знания. Ведь ежели человек знает, что более одной меры пшена он не съест, как бы ни старался, он не станет делать это. Тогда он, оставив себе необходимое, отдаст лишнее нуждающемуся. Но сделает это добровольно, по закону Аллаха… Только просвещенный человек искренне не сожалеет об утрате земных благ.
– Скажите, многоуважаемый Карим-ака, ведь среди знатных и богатых людей тоже много просвещенных…
– Э-э-э, мой юный друг, не путай вес книги с весом знаний, в ней содержащихся! Знать, что на повозке можно перевозить груз и тянуть эту повозку – не одно и то же!.. Я побывал на твоей родине в России и видел, как считающие себя просвещенными ваши вельможи своих же соплеменников держат рабами… Священники ваши в монастырях день и ночь усердно молят Бога как и все верующие на земле, провозглашают равенство и братство единоверцев, а за стенами храмов имеют рабов из своих же братьев по вере!
– А разве в здешнем царстве нет рабов-мусульман? – возразил Ефрем.
– Но не у духовенства!.. Впрочем, я считаю, что раб – это плохой работник и плохой друг… Не обижайся, я не имел в виду тебя, и «плохой» – это не к человеку относится. Я имел в виду плохой – значит, делающий все без радости. Какая для раба радость в ласках от кнута – только страх. А страх опасен как в бою, так и в работе. Страх не поощряет мысль, он ее убивает. От страха человек только тупеет, а труд тупого всегда мало полезен…
Карим-ака замолчал и задумался. Ефрем ждал. Наконец мулла снова заговорил.
– Ты когда-нибудь замечал, как ведут себя животные с хозяином? Скажем, собака. Если ее битьем заставят выполнять приказы, она все будет делать медленно, озираясь, словно боясь ошибиться. Пес же, который воспитан в любви и ласке, сам вприпрыжку бежит и предлагает все свое умение и радуется каждому ласковому слову, не то, что лишнему куску!
– Да, – подхватил Ефрем, – умелый хозяин коня так выучит, что тот и ляжет и замрет, ежели надобно, пускай рядом хоть волки. По одному тихому свисту поймет, куда подойти и как встать требуется.
– Верно! А забитая лошадь – просто тупая кляча… Так не разумнее ли научить человека лаской, чем погонять кнутом… Вот и думай сам, что считать благим делом для отечества, а что только кажущимся благом.
Снова оба замолчали. Карим-ака медленно перелистывал пергаментные листы толстенной книги, лежавшей перед ним на специальной изогнутой подставке. Он изредка приостанавливался и внимательно вглядывался в лицо Ефрема. Тот некоторое время неподвижно глядел перед собой, не мигая, потом снова спросил:
– Это вы сказали о деле внутри царства, а как быть с тем, что царства между собой ужиться не могут? Ведь друг у друга земли воюют, имущество грабят… Коварствам и пакостям между царствами нет числа.
– Ты задаешь мне вопросы, словно я пророк и предсказатель, – усмехнулся старик.
Ефрем попытался было оправдаться, но Карим-ака жестом остановил его, ласково улыбаясь.
– Не на все вопросы я знаю ответы, но твердо верю в то, что благо на земле в полной мере познает лишь тот, кто трудом своим живет и чтит Бога. Грабеж соседа, даже удачный, повлечет только жажду мести у обиженного. Значит, нужно будет ограждать себя от его гнева. А это бывает дороже, чем все украденные богатства… Знать и уважать соседа всегда выгоднее. Только настоящее познание друг друга позволяет соседям ладить… Но познание этих простых истин не скоро, я думаю, овладеет умами людскими…