– Его сиятельство граф Александр Андреевич Безбородко. – В ответ на недоуменный взгляд Ефрема добавил: – Канцлер Российской империи требует немедленно доставить вас к нему.
Ефрем молча взобрался в карету, рядом сел капитан, курьер поехал на козлах, рядом с кучером. В пути Ефрем спросил:
– Я арестован?
Капитан, не глядя на него и пожимая плечами, ответил:
– Мое дело исполнить приказ. Полагаю, что вы – срочный дипломатический груз, – и, обведя глазами карету, добавил: – С такими почестями у нас арестантов не возят…
Ефрема отвезли в военную коллегию. Там его встретил пышущий здоровьем полный вельможа. Это был «самый хитрый хохол в России» – канцлер Безбородко. Их оставили наедине. Канцлер внимательно и с тонкой улыбочкой смотрел некоторое время на Ефрема и наконец изрек доброжелательно:
– Мне ведомо от светлейшего князя Потемкина о тебе и о твоей миссии. Значит, выбрался ты все-таки от бусурман!.. Молодец, молодец! Ну, присядь-ка, герой, вот здесь и расскажи мне не торопясь, по порядку о своих странствиях.
Ефрем услышал титул Потемкина, удивился, но смолчал. Канцлер заметил это и со вздохом сказал:
– Да, с той поры, как ты в края неведомые канул, много воды-то утекло!.. Постой, сколь лет-то прошло?
– Девять, ваше сиятельство.
– У-у-у! А ты случаем не обусурманился в чужих краях?
– Нет, – устало улыбнулся Ефрем, – у них на сей счет, как и у нас, – только искреннее, по потребности душевной приятие веры признается…
– Ну да, ну да… – мягко согласился канцлер.
Он усадил Ефрема в кресло у небольшого письменного стола, сам сел напротив и стал слушать, не перебивая. Ефрем очень коротко рассказал, через какие страны прошел и как до Британии, а оттуда до России добрался. Граф посмеялся, услышав рассказ о мнимом Питтовом шпионе, о самозванном графе Чернышове и сказал:
– Вот что, мил друг, тебя поместят в отдельном покое моего дома. Все, что ты вызнал, все, что записал, приведешь в порядок и мне будешь докладывать ежедневно, вечерами. Учти, доклад этот будет представлен самой государыне. Может, она тебя чести удостоит. Так что трудись споро и тщательно. Общаться до особого распоряжения будешь только со мною и со слугами, мною приставленными. А там, чаю, ждет тебя знатное награждение за труды твои. Так что старайся!
– Слушаюсь, ваше сиятельство! – по-военному ответил Ефрем, но получилось не совсем как надо. Отвык.
Безбородко улыбнулся, подбадривая, похлопал его по плечу. Позвонил в колокольчик. Вошел солдат. Канцлер велел проводить гостя в свой дом.
«Гостя! – отметил про себя Ефрем. – Значит, и впрямь не арестован!» И он с легким сердцем отправился в дом главного после Потемкина вельможи страны. До осени взаперти писал он свой отчет. Но однажды, когда все было закончено, и он без дела сидел вечером у закрытого окна, слушая шум осенней непогоды, к нему буквально ворвался сам канцлер.
– Срочно одевайся! Поехали! – запыхавшись приказал он. – Императрица требует тебя доставить к ней не мешкая. Доклад твой столь поразил ее, что не может, говорит, поверить, пока сама не узрит тебя живого!
Канцлер запнулся на мгновение, потом хлопнул себя по лбу и выпалил:
– Фу ты! У тебя платье-то летнее… Ну да ладно, шуб в прихожей немеряно… Да, чуть не забыл! Мы вот что сотворим. Ты переоденься в свое азиатское. Государыня страсть как любит всякие диковины. Ты платье-то тамошнее свое сохранил ли?
– Сохранил, – пожал плечами Ефрем.
– Ну вот и переоденься, а я прикажу шубу тебе подать!
* * *
Ефрем вышагивал за канцлером по покоям Зимнего дворца, а его обитатели застыли в изумлении, полагая, что гордо шагавший Безбородко приготовил для царицы новый маскарад. Высокий человек в восточном костюме, шагавший за вельможей, изумлял придворных. Тут же пошли перешептывания и невероятные догадки.
Ефрема ввели в кабинет императрицы. Она сидела в кресле у камина, у ног ее была расстелена огромная карта. Рядом стоял Григорий Александрович Потемкин с тростью в руке и что-то показывал ею на карте. Безбородко старался ступать мягче, но Екатерина и Потемкин сразу же обернулись к вошедшим.
– Вот, Ваше Величество, привел, – сказал канцлер, низко кланяясь и отступая в сторону.
Ефрем, никогда ранее не видевший царицу, теперь увидел близко от себя зрелую красивую женщину, вся стать которой говорила о спокойном, но цепком уме. Он во все глаза смотрел на нее. Императрица умела сдерживаться в проявлении чувств, но все-таки не скрыла своего восхищения обликом Ефрема. Восточный костюм делал его похожим на картинку из сказки.
Потемкин тоже на миг забыл про этикет и с радостью смотрел на своего посланца. Он было подался вперед, готовый броситься навстречу, но спохватился и сдержался. Его порывистое движение вывело Ефрема из оцепенения. Он по-восточному низко поклонился, да так и застыл согбенный.
– О! – воскликнула Екатерина. – Григорий Александрович, поди, подними любезного своего посланца, да обними его. Я, чаю, ты давно этого хотел. Твое объятие и для него, наверное, радостно.
– Верно, матушка, – радостно сказал Потемкин, – за службу такую его грех не токмо не обнять, но и не поклониться ему низко!
Он стремительно подошел к Ефрему, поднял его за плечи, и они крепко обнялись. Ефрем молчал, но не сдержал тяжелый вздох.
– Ну, здорово, братец! – сказал Потемкин, отстраняясь. – Поседел-то ты как!.. Эка тебя разукрасили! – Он потрогал шрамы на лице Ефрема.
– Усади его, князь, напротив меня, я хочу послушать. Расскажи-ка мне, любезный, как самовидец, далеко ли могут нынче англичане из Индии в Азию проникнуть и каково истинное их влияние на тамошние дела? Хочу мысли твои как самовидца узнать. Вы, господа, тоже присядьте возле меня.
Потемкин и Безбородко, придвинув кресла, сели. Ефрем, борясь с волнением, полыхая румянцем на скулах, внутренне трепеща, стал рассказывать:
– Пока, Ваше Величество, влияние ихнее только на некоторые области в Индии распространилось, но они упорно упрочаются в уже подчиненных местах и очень упорствуют в продвижении на север в самую сердцевину Азии. Я в отчете писал, что народы тамошние, особливо в Афганских пределах, сильно их сдерживают…
– Как полагаешь, сомнут их британцы и где это, укажи на карте? Светлейший, дай-ка ему свою трость, пусть ею указывает.
Потемкин передал Ефрему трость. Ефрем глянул на карту. На месте, где должен был быть нарисован Тибет, Гималаи, Бухарские владения и сам Индостан, зияло большое белое пятно. Только контуры огромного континента, с редкими точками городов. Тоненькой линией очень неровно был прочерчен его собственный путь. Он, указывая приблизительно места на карте, рассказывал:
– Думаю, силой воинской они до Гималаев только и дойдут. Но вот влиянием своим вскорости могут и до киргизских степей дотянуться. Много сил они бросили на то, чтобы угодить, обольстить и обмануть тамошних правителей. Всячески для этого распри меж ними сея и умножая.