Размышляя над поручением царя, граф Бенкендорф мысленно возвращался к истории сыскного ведомства, пытался там отыскать подсказку, каким должен стать отныне политический сыск. Искал и не находил. Старая мудрость, что все новое – это хорошо забытое старое, в данном случае оказывалась бессильной. Будучи искушенным политиком, граф понимал, что после событий на Сенатской должны измениться не только характер управления империей, но и сама философия власти. Ежедневно общаясь с молодым царем, он сделал вывод: государь не собирается ориентироваться на европейский опыт и склонен вернуться к патриархальным методам управления. Выступая в роли отца нации, император хочет быть осведомленным обо всем, что делается на огромных просторах земли Российской и вне ее пределов, везде иметь свои глаза и уши. А посему новая структура должна объединить в себе функции тайной полиции, жандармерии и военной разведки. Кроме всего прочего, граф был убежден, что государь хотел бы сделать сие ведомство и полицией нравов…
Для обсуждения и выработки проекта новой организации Бенкендорф пригласил чиновника корпуса внутренней стражи Михаила Яковлевича фон Фока – старого знакомого по совместной службе в особой канцелярии графа Чернышева и в ведомстве Александра Ивановича де Санглена, до недавних пор выполнявшем функции военной разведки. За годы службы Михаил Яковлевич снискал себе среди сослуживцев и в свете славу человека доброго, честного и твердого, что было совсем не просто в жандармском звании. Ибо ни в одном обществе не любят людей, знающих все обо всех. Фон Фок был исключением из правил. Он добился такой репутации благодаря уму, такту и даже – внешнему облику. Такой же тучный, как известный баснописец Крылов, Фок, в отличие от оного, обладал изысканными манерами и умением слушать собеседников. Эти качества уже много раз помогали ему не только справиться с трудными поручениями, но и сохранить свое лицо. Скажем, в случае с поручиком Семеновского полка Шубиным, который произошел еще при прежнем царствовании. Этот офицер вздумал выслужиться и получить награду за открытие небывалого заговора. Однажды вечером он прострелил себе руку, а на допросе показал, что его давно приглашают вступить в тайное общество, имеющее целью убить государя. За отказ подчиниться заговорщикам в него, дескать, и выстрелил из пистолета неизвестный человек в Летнем саду. Стали искать злоумышленника, но все розыски были напрасны. Тогда Фок сумел разговорить поручика. Так и открылось, что всю историю тот выдумал. Поручик был лишен чинов и сослан в Сибирь, а Фок повышен по службе. Бенкендорф вспомнил также, что именно Михаил Яковлевич через своего агента Фогеля информировал правительство и о готовящемся заговоре четырнадцатого декабря. Список злоумышленников, составленный фон Фоком, был обнаружен в записной книжке тяжело раненного Милорадовича, почему-то ничего не предпринявшего для их ареста. Подозревать старого товарища в сговоре с бунтовщиками Бенкендорфу не хотелось, но вопрос в душе остался…
После подавления восстания фон Фок сразу же включился в расследование, по личной инициативе предпринял первые шаги для поиска и задержания главарей. Одним словом, он был именно тем специалистом, в чьем мнении и помощи нынче так нуждался Бенкендорф.
Добродушный толстяк, каким казался Фок при первом знакомстве, на деле отличался быстрой сообразительностью, цепкой памятью и решительностью. Он понял Бенкендорфа с полуслова, но начал, как всегда, издалека.
– Хе-хе, ваше сиятельство, а ведь у нас с вами есть одна подсказочка… – глаза Фока лучились, словно он вспомнил какой-то анекдот.
Граф знал, что Михаил Яковлевич мастер рассказывать разные забавные истории, гуляющие потом по петербургским гостиным, но поморщился: мол, не до анекдотов теперь.
Фон Фока эта гримасса, похоже, только утвердила в желании блеснуть остроумием.
– Мне на ум пришло одно поучительное происшествие с батюшкой вашим Христофором Ивановичем. Проезжая через один губернский город, зашел он на почту проведать, нет ли писем на его имя. «Позвольте узнать фамилию вашего превосходительства?» – спрашивает его почтмейстер. А батюшка ваш страдал, как вы помните, забывчивостью.
Бенкендорф кивнул. Его отец – генерал от инфантерии Бенкендорф – и впрямь хорошей памятью не отличался.
– Так вот… – продолжал Фок. – Не сумев вспомнить свое имя, батюшка ваш вышел на улицу и ходил там до той поры, пока один из знакомых его не окликнул: «Здравствуй, Бенкендорф!» – «Как ты сказал? Ах, да, Бенкендорф!» – воскликнул Христофор Иванович и тут же побежал на почту…
– История забавная, – остановил Фока граф, – но позвольте, милейший Михаил Яковлевич, в чем же урок?
– В одном высказывании вашего почтенного родителя. Не знаю, слышали ли вы от него, а мне доводилось слыхивать не однажды, как Христофор Иванович говаривал: лучшие учителя в жизни – это враги…
– Что же нового в батюшкином суждении? Еще Петр Великий так говорил о шведском короле Карле… – долгая преамбула Фока начинала раздражать графа, но он сдерживал себя, понимая, что собеседник еще не сказал главного.
– Так вот, ваше сиятельство, вчера мне доставили из штаба Второй армии документы арестованного месяц назад полковника Павла Пестеля…
– Сына Ивана Борисовича? – граф хорошо знал сенатора Ивана Борисовича Пестеля, много лет бывшего наместником государя в Сибири и заслужившего в придворных кругах прозвище Дальнозоркий, так как он умудрился управлять огромным краем от уральского хребта и до Камчатки, не выезжая из Санкт-Петербурга.
– Его самого.
– В чем обвиняется полковник? Насколько помню, на высочайшем смотре в прошлом году его Вятский полк оказался лучшим. Покойный государь, если не ошибаюсь, наградил командира полка тремя тысячами десятин земли…
– Совершенно верно, ваше сиятельство. Полковник Пестель – боевой офицер, неоднократно награжденный, в том числе и земельным наделом. Перед ним открывались самые блестящие перспективы. Тем удивительней, что сын такой славной фамилии и человек, не лишенный способностей, был обвинен… в казнокрадстве.
– Как? Быть такого не может! – брови у графа поползли вверх. Бенкендорфа удивил не сам факт воровства. Он знал доподлинно, что в России воруют многие (если не все) из тех, у кого есть возможность запустить руку в казенный карман. Граф изумился тому, что случай хищения получил огласку.
Фок развел руками:
– Увы, сие не вызывает сомнений. Сначала в штаб армии поступил донос от некоего штабс-капитана Аркадия Майбороды – командира гренадерской роты Вятского полка. Сей офицер сообщает, что Пестель принуждал его по подложным бумагам получить в Московском комиссариатском депо шесть тысяч рублей якобы на полковое довольствие. Однако полк уже получил таковое в другом депо. Капитан испугался ответственности и донес. К Пестелю направили ревизию. Факты воровства и казнокрадства подтвердились. В полковой кассе обнаружена недостача шестидесяти тысяч рублей и…
– Пусть так, Михаил Яковлевич. Но объясните мне, Бога ради, как связан командир Вятского полка с тем вопросом, который мы нынче обсуждаем?
– Сейчас вы поймете, ваше сиятельство, – успокоил графа Фок. – На следствии полковник Пестель, который оказался к тому же масоном, вдруг начал признаваться в преступлениях, в коих его никто не обвинял. А именно в заговоре с целью свержения монархии и установления в России республики. Его показания дали возможность арестовать многих участников тайного общества во Второй армии. В связи с известными вам событиями в столице все они будут в ближайшее время доставлены в Петербург, а вот личные бумаги Пестеля я попросил прислать мне пораньше. И знаете, ваше сиятельство, нашел там много интересного…