Анна Матвеевна встретила страшную новость сдержанно – ни истерик, ни слез.
– Выезжаем в Охотск поутру, – сказала она.
Плаутин сухо откланялся.
«Похоже, этот сноб не верит, что мы отправимся завтра… Как же! Дама с багажом и двумя малыми детьми…И зачем только послал за мной Витус этого Плаутина? – подумала она. – Он же ненавидит меня. Витус в канцелярии видел донос, что я, дескать, вмешиваюсь в дела экспедиции, устраиваю шумные увеселения, и всё это – за казенный счёт… Витус сам утверждал, что грязное измышление написано рукой Плаутина. Как он мог после всего этого послать Плаутина ко мне! Нет, как был мой муженёк недотёпа, так и остался… Мог ведь прислать, скажем, душку Вакселя…»
Недовольство мужем, как ни странно, помогло Анне Матвеевне справиться с огорчением, овладевшим ею при вести, что Беринг при смерти. Конечно, положа руку на сердце, её взволновало больше не само заболевание супруга, а перспектива упустить возможности для семейного обогащения, которую его внезапная болезнь и возможный уход в мир иной могли бы означать. Она была не готова теперь остаться вдовой! Все в её деятельной, жизнелюбивой натуре сопротивлялось этому. Конечно, она предполагала, что вдовства ей когда-то не избежать. Но уж если быть вдовой, то адмиральшей!
А для этого надо было срочно ехать в Охотск и поставить супруга на ноги! Дел и впрямь было невпроворот. Волновал вопрос: везти ли с собой багаж? Если везти, то как?
Положим, пока реки не встали, на корабле, принадлежащем командору, она еще успеет добраться до Юдомского Креста. А там, на перевале, где взять столько подвод, чтобы погрузить одиннадцать сундуков, наполненных мягкой рухлядью? Как обеспечить надёжную защиту от разбойных людей себе и своему добру? А ведь при ней ещё дети – Антон и Аннушка… Конечно, можно было бы оставить скарб и детей здесь… Но сие означало бы пребывать в вечной тревоге и за них, и за имущество… Значит, надо и детей, и сундуки брать с собой.
И хотя поначалу всё это казалось почти невозможным, Анна Матвеевна не была бы дочерью негоцианта Матиаса Пюльзе, если бы упустила свой авантаж, говоря иначе, личную выгоду. Она надела лучшее платье, оглядела себя в зеркало и, довольная своим видом, отправилась к якутскому воеводе, который давно уже был неравнодушен к её зрелой красоте.
От воеводы Анна Матвеевна вернулась с грамотой, гарантирующей ей получение потребных подвод, и с двумя письмами на имя Беринга, поступившими в воеводскую канцелярию. Одно из писем было от лейтенанта Дмитрия Леонтьевича Овцына из Туруханска, другое – от штурмана Семена Ивановича Челюскина.
Она отдала все необходимые распоряжения слугам по предстоящему отъезду. Прошла к себе и не удержалась, вскрыла пакеты. Аккуратно, как заправская лазутчица, накрыла сургучные печати горячей и влажной тряпицей, а когда печати размягчились, осторожно распечатала письма и прочла их.
Овцын, не скрывая восторгов, писал о своём счастливом прибытии из Обского устья через Северное море в реку Енисей. Он подробно описывал новый сысканный путь и просил разрешения у капитан-командора на будущий год отправить корабль «Обь-почтальон» на восток вдоль побережья Таймыра навстречу Ленскому отряду. Также к письму был приложен рапорт о действиях сухопутного отряда, который возглавлял боярский сын Михаил Выходцев. Он сумел пройти между Обью и Енисеем по приморской тундре свыше трех тысяч верст, по всему пути провел геодезическую съёмку, не только определил широту многих пунктов, но и вычислил их долготу, измеряя для пущей точности расстояния при помощи тяжёлых «мерных цепей». Помимо прочего Выходцев провел интересные наблюдения за природой, а рудознатец Агапий Лескин в тундре, восточнее Речишного зимовья, отыскал много горючего «каменного масла» [64] . Ещё хвалил Овцын ненцев-проводников, которые провели путешественников по тундре. Их ласковость он объяснял тем, что строго запретил своим людям «здешних окрестностей жителей, как самоеды и протчим народам обид и налог никаких ни в чём не чинить, но поступать с ними ласково, також и взятков никаких не брать…»
Анна Матвеевна многого из письма Овцына не поняла: какие железные цепи, что за каменное масло, кто такие самоеды и кого они едят? При словах о невзимании взяток она поморщилась. Однако с интересом осмотрела карту маршрута Овцына. Подумала, что обязательно надо сделать копию с неё: вдруг да пригодится… Особенно когда удастся возвратиться в столицу!
Второе письмо пришло от Челюскина из низовьев Лены. В отличие от депеши Овцына оно было далёким от победных реляций. Послание начиналось известием о смерти командира Ленского отряда Василия Васильевича Прончищева и его жены Татьяны Фёдоровны.
Анна Матвеевна пробежала первые строки письма и охнула: Прончищевых она хорошо знала. В экспедиции все любили эту молодую пару за их красоту и добрый нрав. Они и обвенчались-то перед самым отъездом на север.
Татьяна поехала с молодым мужем в поход, как в свадебный вояж. Уже здесь, в Якутске, не желая и впредь расставаться с ним, она, одна из всех офицерских жен, попросилась на корабль. Анна Матвеевна помнит, как возражал Беринг, ссылаясь на строгий морской устав, где чёрным по белому означено: «А ежели кто свою жену у себя на корабле иметь похочет, то ему вольно, пока в гаване, на реках или на рейдах, а на путях против неприятеля ни кому, как вышним, так нижним, жен не иметь…»
– Ну, какой же супротив нас неприятель… – умоляюще глядел на командора Прончищев. – Разве что мороз да льды…
Беринг уступил молодожёнам, опять проявил слабость характера. Теперь понятно, что зря. Льды и морозы погубили этих красивых, влюблённых друг в друга людей. А ради чего? Ради нескольких новых штрихов на карте? А ведь они могли бы жить долго и счастливо, иметь детей, вместе состариться… Татьяна как-то перед отъездом призналась Анне Матвеевне, что вышла за Василия по доброй воле, по взаимному согласию и любви… Анне Матвеевне вдруг до слёз стало жаль Татьяну, жаль себя, жаль всех таких же молоденьких и наивных барышень, которые, прельстившись романтикой, выходят замуж за моряков, не зная своей доли…
И ещё об одной трагедии сообщал Челюскин. От цинги погибла почти вся команда лейтенанта Ласиниуса. Тридцать два человека во главе с самим командиром!
Анна Матвеевна задумалась: от таких трагических вестей Беринга точно хватит удар. И, может быть, впервые за долгие годы супружества по-настоящему искренне пожалела его.
2
Дементьев весь остаток осени провёл в лесу – командовал отрядом по заготовке корабельного леса. Он до хрипоты сорвал голос, понукая полуголодных, злых солдат, служителей и каторжан, определённых под его начало. Окрики и наказания, которым подвергались ленивые и непокорные, на остальных воздействовали мало. Все выбивались из сил. Многие хворали в продуваемых ветрами и промокающих под дождём шалашах и палатках. Люди роптали, проклиная незавидную долю и начальство. Даже весельчак Филька приуныл, оставил на время свои прибаутки и россказни. Разве что нет-нет да вворачивал: «кабы мужик на печи не лежал, корабль бы за море снаряжал…»