Лиля подошла к письменному столу. Выдвинула один ящик, другой… в верхнем, на куче всякой мелочи лежала сережка. Та самая, которую она отдала на маскараде. С черной жемчужиной.
Вот так. С женой пытался наладить отношения, но незнакомку не забывал. А если бы она тогда призналась? Могло бы все пойти иначе? Или нет?
Скрипнула дверь, и Лиля, автоматически отпрянувшая в темноту, увидела Ричарда. Принц имел такой потерянный вид, что ей стало его жалко. Это для нее Джерисон Иртон – раздражающий фактор. А для него-то друг. Близкий и любимый. И если принц об этом даже и не знает – брат. Единокровный, по отцу…
Как говорили в оставленном и уже основательно подзабытом ею мире?
Жизнь – боль?
В любом случае надо обозначить свое присутствие, иначе потом будет стыдно. Лиля чуть шевельнулась в темноте, привлекая к себе внимание.
А потом они с Ричардом сидели и пили вино. У Джеса в шкафу обнаружились недурственные запасы. Говорил в основном принц.
Ричард рассказывал, как он подружился с Джесом, как они в детстве вместе проказничали, когда тот бывал во дворце, как они вместе тренировались, как Джес стал капитаном королевской гвардии – да, не по заслугам, но все же он был достоин этого места, даже про их с Джесом амурные похождения…
Про Амалию, Алисию, про то, как Джес горевал после смерти второй жены, про то, как он любил Миранду…
Рик почти не контролировал себя.
А Лиля… Она просто слушала. Она была рядом. И они были живы…
Кто сделал первый шаг? Кто протянул руку?
Даже спустя двадцать лет ни Лиля, ни Рик не смогли бы ответить на этот вопрос. Выпитое на голодный желудок вино ударило в голову…
Но не в руки и не в ноги. И, когда их взгляды встретились и губы начали приближаться друг к другу, нагло подглядывающая в окно луна чуть смутилась, покраснела и занавесилась облачком.
Смотреть такую откровенную камасутру ей было стыдно.
А мужчина и женщина пытались то ли забыться в объятиях друг друга, то ли просто потеряли всякие тормоза… и сплетались телами в яростной схватке на медвежьей шкуре у камина. Дойти до кровати им совершенно не пришло в голову.
Холод их тоже не беспокоил.
Гораздо страшнее, когда вымерзает душа.
Утром Лиля проснулась от страшного ощущения. Ей приснилась Индия. И почему-то казалось, что она – преступница, которую должен растоптать слон. Слон наступил ей на голову – и давил, давил, давил… «Да додави ж ты, скотина! Сил нет терпеть!» – взвыла она во сне. И открыла глаза.
Слона не было.
Зато все остальное не порадовало.
Голова болела.
Во рту побывала стая активно метящих котов.
В желудок каким-то образом запустили стадо бешеных ежей.
И ноги замерзли.
Остальной организм не замерз, но только потому, что Ричард, пардон, заснул прямо на ней. Интересно, она сейчас по толщине сильно от коврика отличается? Какой-то уж слишком радикальный способ похудения…
Это что же вчера…
От воспоминаний стало еще тошнее.
Ну да.
Она вчера стала вдовой. Потратила несколько часов, чтобы успокоить дочь. А потом отправилась в покои бывшего супруга. Здесь встретила принца, они выпили, а потом…
Лиля вздохнула и принялась выползать из-под любовника. Осторожно, медленно и печально. А то еще и голова расколется… похмелиус вульгарис.
Что это такое – она знала. Ее родной отец, когда узнал, что придется отпускать ребенка за тридевять земель, подстраховался старым проверенным способом.
Понимая, что в общаге будут и гулянки, и пьянки, что Аля – ребенок хоть и армейский, но домашний и что напоить ее могут, устроил ей нечто вроде репетиции. А именно – напоил сам. Зверски. До состояния «мордой в салат» и жестокого утреннего похмелья. Сам отпоил дочку пивом – и сам же объяснил, что он не садист. Просто теперь она знает свою норму, знает, как выглядит спьяну и не попадется на эту удочку. Может быть.
И оказался прав. Эх, пива бы… холодненького.
Вместо пива пришлось глотнуть вина из бутылки. Не прислугу же сюда вызывать, когда тут принцы без штанов валяются. Да и сама она… неглиже.
Лиля переждала первую волну тошноты – и принялась кое-как одеваться, ругая себя на все корки: «Дура, самодовольная дура… как ты могла себе позволить так расслабиться? Как ты вообще могла? Неприятный поступок?
Это еще мягко сказано.
С чего тебя вчера так повело, хотелось бы знать? Вроде бы и выпили-то не так чтобы много…»
Лиля знала, что вино вину рознь. И что у каждого человека индивидуальный порог опьянения и своя реакция на алкоголь. Кто-то высосет три литра водки – и ни в одном глазу. Кого-то снесет с чайной ложки шампанского.
Все разные. И свою норму она знала – для Али Скороленок, а для Лилиан Иртон она оказалась принципиально другой. Поменьше. Плюс еще она долгое время вообще не пила, произошло отвыкание, да и метаболизм у нее… м-да.
Но что заставило ее… боги, жуть! Тормоза сорвало?
То ни с кем, а то с кем попало?
Какого черта ее вообще понесло в покои бывшего мужа?
Ладно, с последним все понятно. Угрызения совести. Ведь действительно – не смогла помочь. Хотя и старалась. Но, видимо, яд был качественным. Чего уж там, и в двадцать первом веке от некоторых ядов откачать не могут.
Но почему она не ушла, как только там появился Ричард?
Просто пожалела мужчину. Он выглядел таким потерянным, что захотелось его хоть чуть успокоить. Успокоила. А если… брр…
Лилю передернуло.
А если это продолжится? К Рику ее совершенно не тянуло. И вообще было острое чувство неловкости.
А если она – того? Залетела?
Вот черт!
Лиля растерянно подумала, что не принимала противозачаточные отвары, потому что их надо пить с начала цикла. И с Джерисоном у них ничего пока не было, она только собиралась начать пить… Да и страшновато было. Что бы там ни говорили про натуральную контрацепцию, но отравиться шансы всегда есть.
А если – правда? Могла?
Хорошо, что ее сейчас никто не видел. Потому что по лицу графини расползалась совершенно идиотская ухмылка.
Если она залетит – значит, судьба точно женщина. Никому другому такой кошмар просто не придумать.
Ричард, насильно лишенный грелки и подстилки, застонал и открыл глаза. А может, поспособствовала и хлопнувшая дверь. Выглядел он жутко. А чувствовал себя еще хуже.
Причем и физически и морально.
Воспоминания о вчерашнем дне – и ночи – возвращались. И не радовали.
Тошнило, голова болела, в глаза словно песку насыпали, а еще…