Впрочем, не о моей тонкой душевной организации речь…
– Инспектор! – встрепенулся я. – С суккубом…
– Послушай меня, Леопольд! – стукнул Роберт пальцами по краю стола, призывая к молчанию. – Не в суккубе дело! Просто ты не справляешься! Не вытягиваешь! Не умеешь и не хочешь работать с людьми, а в нашей работе это – залог успеха. Зачем ты вообще пошел служить в полицию? Тебе бы библиотекарем работать!
– Надо же как-то оплачивать счета, – привычно отделался я полуправдой.
Если инспектор и уловил недосказанность, то заострять на этом внимание не стал.
– Но ладно люди! – поморщился он, переходя к главному. – Город набит жульем, будто бочка селедкой, и аресты воров, грабителей и убийц давно стали обыденностью. Сепаратисты и анархо-христиане? Вся эта беспокойная братия тоже мало кого интересует. И даже за поимку египетского агента главный инспектор мне разве что руку пожмет. А вот инфернальные твари – это серьезно! Такие дела попадают на первые полосы газет. Мы выслеживали суккуба две недели, Лео. На две недели забросили все остальные дела! И все пошло прахом. Из-за тебя.
Оправдываться было по меньшей мере глупо, поэтому я молча уставился в стакан и побренчал плававшими в лимонаде кусочками льда.
– Совпадение, подумал я! – продолжил инспектор разнос. – Простое совпадение! Но читаю газету и понимаю: нет, не совпадение. Решительно, Лео, от тебя сплошные неприятности.
– В смысле? – озадачился я, сбитый с толку неожиданным поворотом.
Роберт Уайт подвинул через стол утренний выпуск «Атлантического телеграфа» и подсказал:
– «Светская хроника».
Я взглянул на указанный заголовок, страдальчески сморщился, но все же прочитал всю статью целиком и только после этого выдохнул:
– Вот зараза…
Роберт Уайт забрал газету, встряхнул, расправляя, и прочитал:
– «Известный столичный поэт Альберт Брандт в разговоре с нашим корреспондентом упомянул, что по просьбе своего хорошего друга, виконта Круса, написал стихотворное посвящение его возлюбленной, сиятельной Елизавете-Марии Н.». – Инспектор припечатал газету ладонью к столу и ожег меня гневным взглядом. – Ну, виконт Крус, как думаешь, что сделает с тобой после прочтения этой заметки отец сиятельной Елизаветы-Марии Н.?
– Погодите! – вскинулся я. – Вы все не так поняли!
– Разве? – скептически скривился инспектор. – Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о ком идет речь. Светлоокая, рыжеволосая Елизавета-Мария Н.! Ты много знаешь таких? Я – только одну! И это – дочь главного инспектора фон Нальца! Проклятье! Старик застал падших! Поговаривают, он был вымазан в их крови с головы до ног! И сейчас он изо всех сил хлопочет, чтобы выдать свою ненаглядную доченьку за племянника министра юстиции. Если партия расстроится из-за вот этой заметки…
– Все не так…
– Все так! – нахмурился Роберт Уайт. – Если партия расстроится, старик вызовет тебя на дуэль и убьет. Для него это не впервой. И знаешь, Лео, он будет в своем праве. – Инспектор допил портвейн и откинулся на спинку стула. – Лично я с превеликим удовольствием умыл бы руки, вот только на моей карьере этот инцидент скажется самым прискорбным образом.
– Это простое совпадение, – упрямо повторил я. – Никакого отношения…
– Перестань! – рявкнул начальник. – Оправданиями ничего не изменить. К полудню о твоем романе с дочерью главного инспектора будут знать даже полотеры. Старик и слушать ничего не станет!
– Я могу…
– Ничего ты не можешь, – отрезал инспектор, но сразу прищелкнул пальцами. – Нет, можешь! Исчезни на неделю, а лучше на две. Оружие сдай, на службу не выходи. Потом решим, как быть.
Это «решим, как быть» не понравилось мне категорически, но любая попытка переубедить начальника была изначально обречена на провал. Для себя он уже все решил. Во рту появилась неприятная кислинка, глаза защипало от несправедливости бытия.
Альберт! Какая же ты сволочь! Ну кто тебя за язык только тянул?
– Исчезни, – приказал инспектор и отгородился от меня газетой.
Я спешить с выполнением этого распоряжения не стал, очень уж неприятно было ощущать себя побитой собакой. В жалкой попытке сохранить последние крохи достоинства сначала допил лимонад и только потом поднялся из-за стола и снял с вешалки прорезиненный плащ.
– Алмер, запиши на мой счет, – попросил я владельца заведения.
– Уже, – подтвердил ушлый фламандец, который знал даты выплаты жалованья рядовому составу полиции ничуть не хуже нашего кассира.
На прощание махнув всем рукой, я вышел на улицу, глянул на небо, по которому плыли то ли куцые облака, то ли обрывки дыма из фабричных труб, и обреченно выругался. Затем привычным движением нацепил на нос темные очки и зашагал в сторону Ньютон-Маркта.
Сдам оружие, заодно и переоденусь.
Хотя, в отличие от рядовых сотрудников полиции, мне как детективу-констеблю и не было нужды ходить на службу в форменном мундире, я этой привилегией обычно не злоупотреблял. На чистку и починку личной одежды средства не выделялись, а лишних денег у виконта Круса давно уже не водилось.
В карманах виконта Круса гулял ветер, дом был перезаложен три раза, и лишь унаследованный от деда по материнской линии фонд позволял смотреть в будущее с осторожным оптимизмом.
Почему с осторожным? Да просто нынешний распорядитель фонда, мой дядя, граф Ко́сице, вовсе не горел желанием расставаться с двадцатью тысячами франков годового дохода и всячески затягивал процедуру моего вступления в права наследования. Двадцать один год мне исполнился еще в прошлом месяце, но поверенные за это время даже не составили реестра активов, не говоря уже о передаточных ведомостях. И сколько эта запутанная процедура еще протянется – совершенно непонятно. Не думаю, что дядя доведет дело до судебных тяжб, но остальных «прелестей» раздела наследства точно не избежать.
С другой стороны – что мне деньги? Тут бы головы не лишиться…
2
В Ньютон-Маркт – занимавшее целый квартал здание полицейской штаб-квартиры – я прошел с задов, через служебный вход. Пропустил броневик, что под размеренные хлопки порохового двигателя выехал из ворот гаража и неспешно покатил по переулку, огляделся по сторонам и взбежал на крыльцо. Уверенно распахнул дверь, на ходу кивнул сонному караульному и пустынными коридорами прошел в оружейную комнату.
Там вручил сержанту электрощуп и достал из кармана электрическую банку, завернутую в утренний номер «Атлантического телеграфа». Смятую газету выкинул в мусорное ведро, увесистый накопитель передал смотрителю арсенала.
– Электрощуп, одна штука, – сделал тот отметку в журнале регистрации, – электрическая банка Эдисона, одна штука… – И сразу встрепенулся: – А вторая где? Производства Депре?
– Пиши в безвозвратные потери.