Синяк на лице Олимпии заметно увеличился по сравнению с тем, каким он видел его до своего ухода. Отека не было, потому что Энид быстро и ловко меняла примочки, но ему все равно стало не по себе при взгляде на Олимпию. Она не заслужила такого. Она просто пыталась помочь ему, а он, Брент, снова не сумел защитить человека, доверившегося ему.
И вдруг увидел котенка. Тот наблюдал за ним своими золотистыми глазами, лежа прямо под подбородком Олимпии. Подумав, что ей от этого неудобно, Брент протянул руку, чтобы забрать его. Котенок зашипел. Брент решил схватить его за шкирку, чтобы котенок не исцарапал ему руки, но тут Олимпия открыла глаза и сказала:
– Они не должны были отвлекать тебя от встречи с Эндрю. Мальчики рассказали, что произошло?
– Да, Дэниел рассказал, что случилось. – Брент нахмурился и посмотрел на котенка. – Ты уверена, что можно держать эту тварь так близко к лицу?
– Он сильно испугался. Боюсь, это из-за него меня поймали в переулке. Я услышала, как он пищит, и… Да, я понимала, что поступаю неразумно, но все равно зашла туда, чтобы ему помочь. – Олимпия вкратце рассказала, что произошло потом, и не очень удивилась, увидев гнев на лице графа. – Знаю, я допустила много ошибок, – добавила она.
– Совсем нет. За исключением того, что вышла на улицу без провожатого. Хотя ты отправилась в магазины, расположенные по соседству, это все равно опасно, как опасно вообще пребывание в этом городе. Дэниел рассказал, что мужчин, напавших на тебя, послала женщина. И они вроде бы говорили, что сделать это им приказала миледи, потому что ей хотелось, чтобы ее сын остался в одиночестве.
– Да, они так говорили. Мне очень жаль… Очень хотелось бы понять, откуда она узнала, что я не смогу не броситься на помощь котенку. Кто-то выведал обо мне все, что смог. Мне кажется, не одни мы шпионим.
– Я вообще не могу понять, как она узнала про тебя.
– В городе есть люди, которые занимаются слежкой. Похоже, твоя мать большой мастер по части сбора информации.
– Я был так зол… – Брент осторожно дотронулся до синяка на лице Олимпии. – Да, я был зол, поэтому поехал к ней. Ворвался в дом и запугал ее. Сказал, чтобы оставила тебя в покое. Напомнил ей, что дом, в котором она живет с моего согласия, принадлежит ей лишь на словах. И заявил, что теперь, узнав о незаконнорожденных детях отца, я собираюсь заботиться о них и поэтому урежу ее ежеквартальное содержание. Сказал и еще кое-что… Наверное, не следовало это делать.
– На мой взгляд, в твоей поездке к ней нет большого вреда. Кроме того, ей скорее всего известно, что мы следим за ней. – Олимпия подавила зевок. – Она наверняка все разузнала про нас. Можно даже предположить, что рано или поздно ей станет известно и о наших планах.
– Ты была права.
– Тебе нужно быстренько рассказать, в чем я права. Рассказать до того, как я засну. Это навеет мне приятные сны. Не так часто мужчина говорит такие слова женщине. – Олимпия усмехнулась.
– Я о том холоде, что исходит от нее. Я принимал это за ее равнодушие к собственным детям. Но холод исходит из самых глубин ее души. Вероятно, она была такой всегда. Как глупо, что я не замечал этого раньше. Я просто считал, что она не любит детей и завела их, выполняя супружеский долг. – Брент выпрямился в кресле и решительно добавил: – Теперь ты поняла, что нельзя выходить из дома одной? Ведь ты оказалась в поле ее внимания, и она с легкостью убьет тебя за то, что помогаешь мне.
– С этого момента я буду исключительно осторожна. Сообщил ли Эндрю что-нибудь обнадеживающее?
– Увы, нет. Но он работает над моим делом. – Брент поднялся и прикоснулся губами к ее щеке. – Поспи немного. Ты так отчаянно зеваешь, что, того и гляди проглотишь своего маленького друга.
Брент с удовольствием увидел, как Олимпия закрыла глаза. Спустя мгновение она уже спала, тихонько посапывая. Брент же ощутил угрызения совести. Он не смог защитить ее. Каждый синяк на ее прекрасном лице означал нанесенный удар и служил еще одним напоминанием о его бессилии. Он не сумел защитить Олимпию… как и многих других. Какое-то время после того, как они стали любовниками, ему казалось, что теперь у него есть все, чего только можно желать от жизни, но нападение на Олимпию показало: защитник из него никакой. Одиночество – вот, наверное, его удел. С этой мыслью, от которой неожиданно стало по-настоящему больно, граф вышел из комнаты.
– Не надо трястись надо мной так, будто вы ежеминутно ожидаете, что я грохнусь в обморок. – Олимпия в сопровождении племянников вошла в столовую, где был накрыт завтрак. – Я уже пришла в себя после недельного заточения в спальне.
Брент поднялся, выдвинул для нее стул и, увидев, с каким выражением баронесса смотрела на Артемаса и Стивена, спрятал улыбку. Его удивило, что она так надолго заперлась в спальне, но это совсем не напоминало заточение. Олимпия воспользовалась вынужденным отдыхом, чтобы подыскать приличные места последним детям из Доббин-Хауса, а также для сбора информации, которую ей доставляли мальчики, Брент и множество других задействованных для этой цели людей; то есть она больше времени проводила за письменным столом, чем в постели.
– Ты по-прежнему переливаешься разными красками, – тихо сказал Брент, потом осторожно дотронулся до желтеющего синяка на ее лице.
– Это растянется на какое-то время, но уже ничего не болит. – Олимпия налила себе чаю. – Однако я начинаю чувствовать себя неуютно в четырех стенах.
– Несмотря на нескончаемый поток визитеров?
Баронесса улыбнулась:
– Да, действительно, их тут перебывало немало. Попроси любого Уорлока откопать чужую тайну, и он с радостью ухватится за такую возможность. – Она внимательно посмотрела на Брента и тихо добавила: – Уже недолго осталось ждать.
Он кивнул в ответ, намазывая только что взбитое сливочное масло на тост.
– Ох, не надо было мне ездить к ней. С каждым днем я все лучше это понимаю. Теперь она начнет заметать следы.
– Все замести не удастся. Слишком много преступлений на ее совести. Слишком многих людей она обманула, шантажировала или просто заставила участвовать в своих делишках. У нас пока очень мало свидетелей, которые покажут на нее как на соучастницу преступлений, но их число растет и будет расти дальше. По правде говоря, мне кажется, что большинство из тех, кто подчинялся ей, делали это по принуждению. Добсон говорит, что он практически не получил никакой информации от господ, которых захватили в Доббин-Хаусе. И ей они ничем не помогут, потому что уехали из города и попрятались. – Олимпия нахмурилась и проворчала: – Я предпочла бы, чтобы их всех вздернули.
– Добсон тоже так считает. Он очень обрадовался, узнав, что ты устроила всех детей, освобожденных из того ада. Правда, не показал виду, а только что-то пробурчал и кивнул. Но он явно одобрил твои действия.
Олимпия засмеялась, представив, как бурчит и кивает огромный и неприветливый Добсон. Несмотря на очерствевшее сердце, он быстро предпринял все необходимые меры, когда она рассказала о закованных в цепи детях, содержавшихся в Доббин-Хаусе. А потом подтвердил свою заинтересованность в этом деле, помогая ей в сборе информации о леди Маллам. Добсон разделял желание Олимпии избавить мир от женщины и, несомненно, точно так же был недоволен тем, что это нельзя сделать побыстрее.