– Вот уже шесть веков, – сказал Лаг, – Инструмент не выносили из Храма. Шесть веков со времен героя-бога В’Ктата, в одиночку спасшего народ Игати от уничтожения. И вынесли его ради тебя, Хэдвелл.
– Нет, я не достоин подобной чести, – сказал Хэдвелл.
Толпа одобрительно загудела, оценив его скромность.
– Поверь мне, – искренне произнес Лаг, – ты достоин. Принимаешь ли ты Ультимат, Хэдвелл?
Хэдвелл взглянул на Меле, но не смог понять выражение ее прекрасного лица. Потом перевел взгляд на жреца. Лицо Лага было бесстрастным. Толпа хранила гробовое молчание. Хэдвелл посмотрел на Инструмент. Чем-то он ему не понравился. В его голове начало зарождаться сомнение.
Может, он неправильно оценил этих людей? В некие древние времена Инструмент явно использовали для пыток. Эти клинья и крючки… Но для чего предназначены остальные детали? Напряженно размышляя, Хэдвелл постарался представить – и содрогнулся. Толпа перед ним сбилась в плотную массу. За спиной узкий выступ скалы и трехсотметровый обрыв. Хэдвелл снова посмотрел на Меле.
Выражение любви и преданности на ее лице было несомненным.
Взглянув на жителей деревни, он увидел, как они за него переживают. Да что он, собственно, разволновался? Разве могут они причинить ему зло после всего, что он для них сделал?
Наверняка Инструмент имел чисто символическое применение.
– Я принимаю Ультимат, – сказал Хэдвелл жрецу.
Толпа завопила, и ее восторженный рев эхом разнесся по горам. Его тут же обступили, улыбались, пожимали руки.
– Церемония свершится сразу же, – объявил жрец. – В деревне, перед статуей Фангукари.
Все тут же направились обратно. Впереди шел жрец, а Хэдвелл с женой в середине. Меле с самого начала так и не произнесла ни слова.
Все молча прошли по качающемуся мостику. На другом берегу туземцы еще плотнее обступили Хэдвелла, что вызвало у него легкий приступ клаустрофобии. «Не будь я убежден в их природной доброте, – подумал Хэдвелл, – обязательно бы встревожился».
Впереди показались деревня и алтарь Фангукари. Жрец торопливо направился к алтарю.
Неожиданно раздался вопль. Все обернулись и помчались к мостику.
На берегу Хэдвелл увидел, что произошло. Катага шел последним, и когда он добрался до середины, центральный канат неожиданно оборвался. Катага успел ухватиться за обрывок более тонкого каната, но продержался недолго. Все увидели, как его руки ослабели, разжались и он упал в реку.
Хэдвелл застыл, потрясенный увиденным. Ясно, словно в кошмарном сне, он видел, как летит вниз Катага с храброй улыбкой на губах, как бурлит вода, покрывая белой пеной острые камни.
Беднягу ждала верная и жуткая смерть.
– Он умеет плавать? – спросил Хэдвелл жену.
– Нет, – ответила Меле. – Он отказался учиться. Ах, отец! Как ты мог!
Бешеный поток пугал Хэдвелла даже больше, чем пустота космоса. Но отец его жены в опасности. Надо действовать.
И он бросился вниз головой в ледяную воду.
Катага почти потерял сознание, когда до него добрался Хэдвелл, так что ему повезло, и игатиец не стал сопротивляться, когда Хэдвелл схватил его за волосы и отчаянно устремился к ближайшему берегу. Близкому, но недостижимому. Поток уносил их вдаль, то окуная с головой, то вышвыривая на поверхность. Отчаянным усилием Хэдвелл ухитрился избежать торчавших из-под воды скал. Но впереди виднелись новые.
Туземцы с криками бежали вдоль берега. Быстро теряя силы, Хэдвелл снова устремился к берегу. Его ударило о подводный камень, и пальцы, вцепившиеся в волосы Катаги, начали слабеть. Игатиец немного пришел в себя и стал сопротивляться.
– Не сдавайся, старина, – выдохнул Хэдвелл.
Мимо проносился берег. Их протащило всего метрах в трех, потом отнесло снова.
Вложив остаток сил в последнее отчаянное усилие, он ухватился за нависшую над водой ветку и сумел продержаться, борясь с бешеным потоком, пока туземцы со жрецом во главе не вытащили их на берег.
Их отнесли в деревню. Отдышавшись, Хэдвелл повернулся к Катаге и слабо улыбнулся.
– Еле вывернулись, старина, – сказал он.
– Подлец! – процедил Катага, плюнул на Хэдвелла и зашагал прочь.
Спаситель уставился ему вслед, недоуменно почесывая затылок.
– Должно быть, головой обо что-то стукнулся, – заметил он. – Ну, так что там с Ультиматом?
Туземцы угрожающе надвинулись на него.
– Ишь, Ультимата ему захотелось!
– Какова скотина!
– Вытащил бедного Катагу из воды, и еще наглости хватает…
– Своему же тестю полез жизнь спасать!
– Такая свинья, – подвел итог купец Васси, – даже и мечтать о смерти права не имеет, будь он проклят!
Хэдвеллу показалось, что все они внезапно сошли с ума. Он немного неуверенно поднялся и обратился к жрецу:
– Что это с ними?
Лаг пристально вгляделся в него преисполненным скорби взором, сжал губы так, что они побелели, и промолчал.
– Разве церемонии не будет? – уныло спросил Хэдвелл.
– Ты действительно заслужил ее, – ответил жрец. – Если кто и заслуживал Ультимата, так это ты, Хэдвелл. На мой взгляд, ты должен был получить свое, хотя бы просто из справедливости. Но сейчас речь идет о чем-то большем, чем абстрактная справедливость. Это принципы милосердия и сострадания, которые дороги Фангукари. Если исходить из них, то ты, Хэдвелл, совершил ужасный и бесчеловечный поступок, вытащив из реки несчастного Катагу. Боюсь, простить тебя невозможно.
Хэдвелл потерял дар речи. Очевидно, существовал запрет спасать упавших в воду. Да откуда же ему было о нем знать? И неужели такая мелочь способна перевесить все, что он для них сделал?
– Но хоть какой-то церемонии я достоин? – взмолился он. – Я люблю ваш народ, я хочу жить с вами. Наверняка можно что-то сделать.
Глаза старого жреца затуманились от сострадания. Он покрепче ухватил жезл и начал его поднимать.
Но его остановил рев возмущенной толпы.
– Тут я бессилен, – признался жрец. – Покинь нас, фальшивый посланец. Покинь нас, о Хэдвелл, – ты не заслуживаешь даже смерти!
– Ну и ладно! – рявкнул Хэдвелл, внезапно разозлившись. – Черт с вами, грязные дикари. Ноги моей здесь больше не будет, хоть на коленях просите. Ты со мной, Меле?
Девушка нерешительно заморгала, посмотрела на Хэдвелла, потом на жреца. Наступила мертвая тишина.
– Помни о своем отце, Меле, – негромко произнес Лаг. – Помни о вере своего народа.
Меле гордо задрала маленький подбородок.
– Я знаю, каков мой долг, – заявила она. – Пойдем, дорогой Ричард.