Book.

Однако под Красноярском Каппеля ждала измена. К вооруженному выступлению рабочих примкнул личный состав бригады генерала Б. М. Зиневича. В столь тяжелой ситуации, когда остатки армии оказались фактически в окружении, Каппелль принял неординарное решение. Он официально разрешил всем колеблющимся сдаться, с тем чтобы прорваться на восток только с надежными бойцами.

900-верстовый выход из окружения был крайне тяжелый, на пределе человеческих сил. Сам Владимир Оскарович при переходе через реку провалился в полынью, но продолжил путь, даже не поменяв обуви. В результате произошло обморожение всех пальцев ног, которые пришлось ампутировать. Но уже на следующий день после операции, проведенной без наркоза, генерал отдал свои сани раненым, а сам пересел на коня.

Под Нижнеудинском путь группе Каппеля вновь преградили партизаны и части Восточно-Сибирской Красной армии. Но каппелевцы опрокинули противника. Дальше они двигались вдоль железной дороги, по которой нескончаемым потоком шли эшелоны Чехословацкого корпуса, а также румын и итальянцев, возвращавшихся на родину. Их командиры неоднократно предлагали Каппелю лечь в их лазарет, но Владимир Оскарович решил до конца оставаться со своими солдатами. От переохлаждения он заболел тифом и воспалением легких. Когда остатки армии пришли в Забайкалье, командующего с ними уже не было. 23 января в Нижнеудинске умирающий Каппель передал командование войсками своему заместителю и ближайшему помощнику С. Н. Войцеховскому. Владимир Оскарович умирал на руках своего соратника и друга еще по волжским боям Василия Осиповича Вырыпаева. Вот что вспоминал тот впоследствии:

«В последующие два-три дня больной генерал сильно ослабел. Всю ночь 25-го января он не приходил в сознание.

На следующую ночь наша остановка была в доме железнодорожного смотрителя. Генерал Каппель, не приходя в сознание, бредил армиями, беспокоясь за фланги, и, тяжело дыша, сказал после небольшой паузы: «Как я попался! Конец!»

Не дождавшись рассвета, я вышел из дома смотрителя к ближайшему стоявшему эшелону, в котором шла на восток вместе с чешскими войсками румынская батарея имени Марашети. Я нашел батарейного врача К. Данец, который охотно согласился осмотреть больного и захватил нужные принадлежности. Быстро осмотрев больного генерала, он сказал: «Мы имеем один патрон в пулемете против наступающего батальона пехоты. Что мы можем сделать?» И тут же тихо добавил: «Он умрет через несколько часов».

У генерала Каппеля было, по определению доктора К. Данец, двухстороннее крупозное воспаление легких. Одного легкого уже не было, а от другого оставалась небольшая часть. Больной был перенесен в батарейный лазарет-теплушку, где он через шесть часов не приходя в сознание умер.

Было 11 часов 50 минут 26-го января 1920 года, когда эшелон румынской батареи подходил к разъезду Утай, в 17 верстах от станции Тулуна в районе города Иркутска».

Гроб с телом Каппеля войска везли с собой, и его бессменно сопровождал Вырыпаев. Смерть главнокомандующего до поры не афишировалась, и лишь в Чите гроб открыли для прощания. Каппеля похоронили в кафедральном соборе города в самой торжественной обстановке. В ноябре 1920 года при оставлении Читы войска вновь забрали с собою дорогие для них останки любимого генерала и перезахоронили их в Харбине. Но и здесь Владимиру Оскаровичу не дано было упокоиться окончательно: в 1955 году его могила была разрушена по приказу коммунистических властей Китайской Народной Республики.

После нескольких дней стоянки поезда Верховного правителя в Нижнеудинске, наконец, двинулись дальше. В дороге Александра Васильевича догнал председатель Совета министров Пепеляев, который еще раньше в шифровке пытался убедить адмирала, что ни теперь, ни когда-либо ничего не предпримет «против носителя верховной власти». Вместе они прибыли в Нижнеудинск, занятый народно-освободительной армией. На станции литерные составы окружили чешские роты с пулеметами. В поезде Колчака находилось около 500 солдат и примерно 60 офицеров конвоя, штаба и военных чиновников. Эти небольшие силы приготовились к бою, но адмирал запретил им предпринимать какие-либо действия, чтобы не спровоцировать ненужный конфликт.

Знак «За Великий сибирский поход»

Видя сложность ситуации, союзники предложили Колчаку вывезти его из Нижнеудинска в одном из вагонов без конвоя и сопровождающих лиц. Он возмутился и через генерала своей свиты Занкевича направил комиссару Японии Като следующую телеграмму: «Адмирал настаивает на вывозе всего поезда, а не одного только его вагона, т. к. он не может бросить на растерзание толпы своих подчиненных. В случае невозможности выполнить просьбу адмирал отказывается от вывоза его вагона и разделит участь со своими подчиненными, как бы ужасна она ни была».

При обсуждении создавшегося положения в узком адмиральском кругу рассматривался вариант спасения через Монголию. Верховный согласился предпринять такой подход, но только при добровольном согласии солдат. Каково же было его огорчение, когда после предложенного солдатам выбора – оставаться или не оставаться с адмиралом – они избрали полную свободу и ушли в город. Осталось только несколько самых преданных ему солдат и почти все офицеры. Неожиданная измена конвоя так потрясла Колчака, что он поседел за одну ночь.

Оставалось последнее – выбираться в Монголию только с офицерами. Но один из старших морских офицеров, охранявших поезд Верховного, признал более предпочтительным японское предложение. Рухнула последняя надежная опора адмирала – офицеры флота. Оставалось принять предложение японцев, хотя и не было к ним полного доверия. Генерал Занкевич, вполне разделявший опасения Колчака, посоветовал ему вместе с верным адъютантом старшим лейтенантом Трубчаниновым переодеться в солдатские шинели и тайком скрыться ночью в одном из проходящих чешских составов. Адмирал после долгого раздумья заявил, что не хочет быть обязанным своим спасением этим вероломным чехам. Он распорядился послать телеграмму Като с согласием ехать дальше в одном вагоне.

Тем временем в Иркутске все правительственные дела стал решать совет трех: Червен-Водали (за председателя Совмина), генерал Ханжин (военный министр) и инженер Ларионов (временно исполняющий обязанности министра путей сообщения). Остальные министры фактически были не у дел.

Червен-Водали на последнем заседании Совета министров доложил, что 2 января провел беседу с комиссарами иностранных держав, аккредитованными при колчаковском правительстве. Союзники не выразили намерения оказывать противодействие восставшим. Выезд за границу Колчака, Пепеляева и Устругова возможен, по их мнению, только как частных лиц. В связи с этим Колчаку необходимо было прежде всего отречься от власти. 3 января Совмин обратился к Колчаку с просьбой отказаться от звания Верховного правителя в пользу Деникина. Само колчаковское правительство в Иркутске официальной власти Политцентру не передало, министры же за малым исключением удрали из города.