Наиболее четко и полно общие цели германского командования в летней кампании 1942 г. были изложены в директиве № 41 от 5 апреля. В ней говорилось: «Как только условия погоды и местность будут благоприятствовать, немецкое командование и войска, используя свое превосходство, вновь должны захватить в свои руки инициативу и навязать противнику свою волю. Цель состоит в том, чтобы окончательно уничтожить живую силу, еще оставшуюся в распоряжении Советов, лишить русских возможно большего количества важнейших военно-экономических центров. Для этого будут использованы все войска, имеющиеся в распоряжении германских вооруженных сил и вооруженных сил союзников» [50] .
К решению же о том, на каком участке Восточного фронта сосредоточить основные усилия, где нанести главный удар, Гитлер пришел не сразу, хотя, как мы видим, уже имел определенное мнение на этот счет. А вот у германского генералитета единого мнения не было. И с этим приходилось считаться.
Командующий группой армий «Север» фельдмаршал Кюхлер, к примеру, предлагал отказаться от захвата Кавказа и на первом этапе летней кампании все усилия сосредоточить на северном участке советско-германского фронта с целью захвата Ленинграда [51] . Представители же генерального штаба сухопутных войск, в том числе и генерал-полковник Гальдер, как это следует из записи, сделанной им 4 мая в дневнике [52] , продолжая считать наиболее важным московское направление, настаивали на проведении решающего наступления на центральном участке фронта в полосе группы армий «Центр» с целью разгрома наиболее сильной группировки советских войск, захвата Москвы и центрального промышленного района. Сторонники этого варианта плана полагали, что его успешное завершение предопределит исход не только всей летней кампании, но и войны в целом.
Однако Гитлер не соглашался ни с первым, ни со вторым предложением. Он, отмечает известный английский историк А. Кларк, «имел совершенно четкое представление, что собирается предпринять летом 1942 года. Он намеревался раз и навсегда разгромить русских, уничтожив их вооруженные силы на юге страны, захватить наиболее важные экономические районы СССР, а затем решить: следует ли наступать на север в тыл Москвы или на юг в направлении нефтяных районов Баку. Но вместо того, чтобы с самого начала прямо и твердо поставить эту цель перед генеральным штабом ОКХ, он излагал свои стратегические идеи чрезвычайно осторожно, с оглядкой. В результате, хотя план летних операций и был постепенно выработан, Гитлер и генеральный штаб ОКХ толковали его неоднозначно. Эти разногласия так и не были устранены, и их происхождение и история важны для понимания хода битвы за Сталинград и ее катастрофического исхода» [53] .
Сложность проблемы выбора направления главного удара отмечал и генерал-фельдмаршал Ф. Паулюс. 8 августа 1948 г. он заявил: «1941 год, как известно, кончился для немецкого командования неудачей. Перед Гитлером возникла дилемма – либо преследовать опять цель занятия Москвы, либо начать наступление на юг; он остановился на последней задаче. Весной 1942 года главным направлением с оперативной точки зрения продолжало оставаться московское. Однако для широкого наступления на Москву не было экономического базиса, и немецкое командование решило поэтому предпринять наступление на юге, чтобы создать эту предпосылку. Гитлер решил обеспечить экономическую базу за счет захвата Донбасса, Кубани, Кавказа, за счет захвата руды, нефти и хлеба. Именно экономические цели заставили временно отказаться от наступления на Москву, хотя Москва оставалась главной оперативной целью».
Причиной отказа верховного командования вермахта начать летнюю кампанию наступлением на московском направлении стало не только стремление решить в первую очередь экономические задачи. Оно не могло не учитывать невыгодного оперативного положения войск группы армий «Центр», фланги которой охватывались советскими войсками, а коммуникации подвергались ударам партизан и советских частей, действовавших в тылу врага. У немецкого командования были свежи в памяти уроки неудачного наступления на Москву в 1941 г. Оно, видимо, учитывало, что немецкие войска нигде не встретят столь сильного сопротивления и такой мощной обороны, как под Москвой. Было и еще одно обстоятельство, которое позднее отметил Кессельринг. Гитлер «инстинктивно страшился идти тем же путем, каким шел Наполеон. Москва оказывала на Гитлера какое-то жуткое воздействие – он опасался именно там вступить в борьбу не на жизнь, а на смерть с большевизмом».
На юге же Красная Армия имела меньше сил, чем в центре. Открытая ровная местность благоприятствовала широкому использованию бронетанковых соединений и авиации, к тому же общее начертание линии фронта создавало выгодное положение для охвата и окружения южной группировки советских войск. Туда же можно было быстрее подтянуть войска из Румынии, Венгрии и Италии, а также части 11-й армии после завершения ими операции в Крыму. Захват Донбасса, Кубани, Нижней Волги и Кавказа серьезно ослабил бы военно-экономическую базу СССР, лишил бы его возможности поддерживать связь с союзниками через Иран. Овладев Кавказом, германское руководство надеялось втянуть в войну против Советского Союза Турцию.
Такова была обстановка к вечеру 28 марта, когда путь автомашине Гальдера преградил шлагбаум ворот № 1 заграждений, окружавших «Волчье логово» – «смеси концлагеря и монастыря», как однажды назвал гитлеровскую ставку ближайший сподвижник фюрера генерал Йодль.
Через час началось специальное совещание, на котором и был окончательно принят план летнего наступления. Присутствовавший на нем заместитель начальника штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта генерал-полковник Вальтер Варлимонт впоследствии писал: «…Гитлер, невзирая на постигшие немцев неудачи, вновь возвратился к своей основной идее, которой он придерживался в декабре 1940 года и летом 1941 года. Он снова хотел сосредоточить основные усилия на крайних флангах широко растянутого фронта. Разница состояла лишь в том, что большие потери, которые понесла сухопутная армия и которые не удалось целиком восполнить, вынуждали его ставить перед собой последовательно одну цель за другой, начиная с южного участка, с Кавказа. Москва как цель наступления… пока совершенно отпадала» [54] .
Позднее это решение было оформлено в директиву верховного командования № 41 от 5 апреля 1942 г.: «…В первую очередь все имеющиеся в распоряжении силы должны быть сосредоточены для проведения главной операции на южном участке с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет». Здесь же решился и вопрос о последовательности достижения целей предстоявшей кампании.