Именно аномальная ситуация, в которой ребенок попросту вынужден лгать в целях самозащиты, порождает аномальное его упорство в этом, так сказать, деле. Его ложь приобретает гипертрофированные черты, льется потоком, не сообразуясь ни с какими в общем естественными для убедительного вранья правилами меры. Эта реакция, способная озадачить родителей больше самого факта, что их ребенок врет, сходна с другой. А именно той, при которой у ребенка нет необходимости защищаться ложью от кого-то из домочадцев, но тем не менее в укладе его семьи имеется другой постоянный, травмирующий фактор. Как уже было сказано выше, таким фактором может стать острый дефицит внимания и любви со стороны родителей, недовольство своим социальным/материальным статусом или статусом всей семьи и ряд других.
Если причина патологической лживости заключена не в ком-то из домочадцев, родителей ребенок обманывать не будет. Во всяком случае, он будет делать это не чаще других детей и типичным для «пробы пера» манером. Однако «за глаза», в кругу друзей и вообще везде, где родители не могут за ним наблюдать, он будет безостановочно, возбужденно, напропалую врать о том, что происходит у него дома, как он живет, кто его папа и мама по профессии, что ему дарят на праздники и т. д. и т. п. В минуты этого «полета мысли» его поведение будет соотноситься с требованиями реалистичности вранья настолько же, насколько в предыдущем случае. Другими словами, по такой лжи тоже без напряжения можно будет увидеть, насколько болезненной является для ребенка как раз та тема, на которую он сейчас столь увлеченно «повествует». Правда, не зная об истинной причине увлеченности, с которой он врет избирательно именно на эту тему, мы сперва вполне можем принять это за странную игру – странную азартом, который проявляет наше чадо.
В любом случае учтем, что обнаружение невероятных «историй», которые одну за другой рассказывает нам или про нас наш, как казалось, честный и в остальном адекватный малыш, является признаком тревожным. Фактически его аномальное упорство во лжи на данную тему выдает степень, в которой она его буквально преследует – не дает покоя ни ночью, ни днем. И хотя сами темы такого рода разнятся (здесь все зависит от сути конфликта), симптомы у них примерно одинаковы. Для начала разберемся, как нам поступить со случаями обманов на социальной, так сказать, почве. То есть с ложью в духе «мой папа – генерал», «моя мама снималась в Голливуде», «мне покупают по миллиону шоколадок в день» или как вариант «у меня дома есть набор машинок из чистого золота».
1. Попытка исправить такую ложь путем публичного выговора (обычно – в том же окружении, в котором была выяснена истина) является затеей заранее провальной. Хуже этого варианта мы придумать, пожалуй, не смогли бы. После такого позора ребенок, разумеется, перестанет лгать надолго… Однако в данном окружении ему больше не суждено чувствовать себя комфортно, и это тоже факт. Отныне никто из сверстников ему ни в чем не поверит, его будут дразнить и обзывать, взрослые впредь начнут демонстративно проверять каждое его утверждение на соответствие истине. В результате ребенок попросту возненавидит всех, кто поставил его в столь незавидное положение – начиная с нас, разумеется. Таким образом, мы обеспечим ему наказание втрое более суровое и длительное, чем заслуживает его проступок. А это значит, что он нас не простит уже сам – независимо от того, что думаем или думали по этому поводу мы.
Одним словом, ситуация выйдет крайне непедагогичная, способная зайти слишком далеко, оставляющая в душе ребенка неизгладимый след и провоцирующая его устойчивую ненависть к нам. Едва ли нам нужно нечто подобное в условиях, когда взаимоотношения между нами и чадом уже и так нарушены длительным, достаточно глубоким недопониманием. Поэтому в момент, когда мы узнаем факты из собственной жизни, нам неведомые, нам как никогда потребуется самообладание. Нам нужно выйти из неловкой ситуации как можно непринужденнее и легче – например, с улыбкой пошутить в духе «О! Ну, Леночка определенно преувеличила мои заслуги в шоу-бизнесе!» Во всяком случае, мы должны постараться остаться внешне совершенно спокойными, свести всю ситуацию к шутке. Ни в коем случае не следует возмущаться, тем более преувеличенно сильно, угрожать ребенку в присутствии посторонних, переходить к оскорблениям прилюдно. Напротив, нам самим потребуется толика лжи и самообладания – чтобы сделать вид, будто мы не придаем этому эпизоду такого уж значения…
Все выговоры и прочие меры должны применяться только дома, с глазу на глаз. На публике мы должны всегда оставаться на стороне своего чада – пусть провинившегося, но по-прежнему самого любимого. Это необходимо для того, чтобы избежать эффекта его намеренного унижения – мы можем быть уверены, что ему уже и так стыдно в достаточной степени. Напомним, что безудержное вранье про папу-«полковника» возникает не на пустом месте, а потому, что ребенок наверняка не раз и не два слышал в свой адрес презрительное «эй, ты, сын слесаря!» или нечто в этом роде. Наверняка в детсадовском или школьном (да и вообще любом) коллективе у нашего чада имеются «заклятые враги» – как, впрочем, и друзья. И мы уж точно помним сами, как жестоки и прямолинейны бывают дети… Кроме того, учтем, что рассказами о «быстром повышении до начальника цеха» наше чадо может банально защищать честь даже не свою – отца. Плюс он сам может придавать себе «веса» с помощью этих «басен» – такое вполне возможно в коллективе новом или том, где наш малыш так и не смог наладить достаточное количество положительных контактов.
Так что с неистребимым «социальным» враньем дело никогда не бывает таким простым, как нам кажется в гневе. Такое вранье всегда остается, в известном смысле, вынужденным – на него ребенка толкают внутренние, не разрешимые другим путем конфликты. Поэтому его стыд в момент раскрытия обмана обычно достаточно силен. Такой ребенок – не врун от природы, он знает, что это плохо и тем не менее сам не может толком объяснить, почему его что-то словно подталкивает каждый раз ко лжи… Дополнительной «суровой карой», да еще и публичными оскорблениями мы окончательно уничтожим его – загоним в полный тупик, из которого ранее он выбирался с помощью вранья.
2. По этим причинам даже разговор со лжецом наедине не должен походить на экзекуцию. Перед тем как начинать его, нам следует обязательно проанализировать все услышанное за сегодня, найти наиболее вероятный корень вранья. То есть то самое «наболевшее», которое наше чадо так долго и старательно покрывало фантазиями, словно заплатками поверх реальной проблемы. А все дальнейшее «выяснение отношений» нам придется строить на основе этой догадки, поскольку пока мы не найдем за ребенка лучшее, чем смог придумать он, решение вопроса, наказывать его будет бесполезно.
Если мы не поняли этого до сих пор сами, то выбранная тактика наказания еще предоставит нам случай убедиться, что эта тема (основа и предмет лжи) достаточно остра для нашего чада, чтобы оно было не в состоянии побороть себя, несмотря ни на какие угрозы с нашей стороны. Поэтому причину нужно непременно угадать в точности – едва ли сам врунишка способен сформулировать ее достаточно внятно, хотя бывает и такое… Но чаще всего эту работу приходится делать нам – за еще не слишком развитый аналитический разум малыша.
А после того как мы найдем предполагаемый корень проблемы, можно начинать разговор, причем именно с этой догадки – или нескольких догадок по очереди, если мы колеблемся с выбором. Например, так: «Ты, наверное, стесняешься, что у тебя папа – простой сантехник, поэтому и сказал, что он – летчик, да?» Можно, также, в самом начале разговора предупредить малыша, что мы не настроены его наказывать, ведь больше всего ложь навредила ему, а не нам, поскольку теперь все знают правду, и ему, наверное, уже и так достаточно стыдно… Обещание, что дополнительного наказания не будет, успокоит нашего юного мюнхгаузена, который, помимо действительно имеющего место смущения, несомненно, опасается получить от нас «добавку». А значит, далее он получит возможность вести беседу спокойнее, быть более откровенным, чем собирался изначально.