Только залег, как по корпусу бульдозера, выбивая искры, прошла длинная очередь. Кто это? Присмотрелся и обнаружил пулеметчика. Он распорол брезент кузова и стрелял прямо с машины. Молодец! Видно, что опытный боец. Я поймал было его в прицел, но выстрелить не успел. Меня опередил снайпер североамериканцев, и пулеметчик вывалился из кузова.
Я осмотрелся. Взгляд скользнул по дороге. Целей нет, и стрельба затихала. Пора вытаскивать пленных, кто уцелел, и вместе с несколькими десантниками я бросился к ближайшей автомашине. Подскочил и присел под большим колесом.
Прислушался. Есть стоны и ругань на английском. Кто это? Пленные или недобитые централы? И те и другие говорили на английском, хотя и на разных диалектах.
Встал и, держа кузов под прицелом, обогнул машину. Ничего подозрительного нет. Но с другой стороны автомобиля на асфальте лежало тело вражеского офицера, судя по знакам различия, персона важная, минимум майор. А на плече у него шеврон, серебряный щит и на нем прямой меч, знак гвардии. Не убит. Только ранен в ногу. Это хорошо, мне язык нужен. Вдруг он знает что-то про Обадию Ноймарка или хотя бы видел его? Такое может быть.
Офицер заметил меня. После чего попытался встать и поднять оружие, автомат «тимур». Но он не успел. Прикладом я ударил его в голову, которая была прикрыта шлемом, и централ опять упал.
– Петро! – Я окликнул десантника, который был рядом.
– Здесь. – Абордажир подошел.
– Этого, – я пнул тело централа ботинком, – берем с собой. Перевяжи его и смотри, чтобы не помер. Короче, отвечаешь за него. Понял?
– Так точно, командир.
Петро занялся офицером, а я опять сосредоточился на машине и все-таки заглянул в кузов.
Централов внутри не было. Только пленные североамериканцы, человек пятнадцать, и все раненые.
– Ты кто? – спросил меня один из пленников.
Отвечать я не стал. Вместо меня это сделал Адамс:
– Свои! На выход! Надо уходить! Срочно!
Всего пленных в бронеколонне оказалось семьдесят девять человек. Это те, кто выжил после боя. Фугасы и осколки не разбирали, кто свой, а кто чужой. Им без разницы. Поэтому с десяток пленных погибли от своих, а некоторых застрелили солдаты централов.
Впрочем, нас никто не упрекал. По крайней мере, в этот момент. И через три минуты, оставив горящую технику и подложив под тела вражеских солдат гранаты, мы начали отход. Очень вовремя, поскольку от аэродрома приближались бронемашины, а в небе появилась целая эскадрилья беспилотников.
Далеко уйти не получилось. От аэродрома донеслись звуки перестрелки – это вступила в бой группа прикрытия. А затем начался массированный артиллерийский обстрел. Централы хоть и прозевали нападение на бронеколонну, отпускать нас не собирались и обрушили на районы, где мы могли находиться, шквал огня. Били вслепую – беспилотники нас так и не обнаружили, – но боеприпасов не жалели. Снаряды гаубиц и полевых орудий, ракеты РСЗО и мины. Все это накрыло город, который и без того был разрушен. Кругом взрывы, и здания, словно картонные коробки, складывались одно за другим.
Проклятье! Влипли! И лежа в укрытии, узком проходе между двумя железными трубами, я вспоминал замок на острове Рохо, чистый пляж, штаб на космодроме «Раста» и уютную адмиральскую каюту на борту линейного крейсера. Какого, спрашивается, черта, я здесь делаю? Внук императора, принц и вице-адмирал, словно рядовой стрелок, вжимается лицом в грунт и надеется, что удача вновь будет на его стороне. Это не дело. Сколько раз говорил себе, что не должен рисковать. Но нет, все напрасно. Раз за разом я сам влезал в очередную передрягу с риском для жизни и получил то, к чему стремился. Адреналина в крови столько, что еще немного – и он начнет через уши выплескиваться.
Примерно такие мысли были у меня в голове во время обстрела, и в тысячный раз я поклялся себе, что остепенюсь. Однако про клятву забыл сразу, как только противник прекратил швыряться минами, снарядами и ракетами. Я был жив и здоров. Вновь не пострадал, а значит, все в порядке, можно воевать дальше.
На город опустилась тишина. В воздухе пыль и дым. Видимость не больше десяти метров. Все вокруг засыпано пеплом и цементом. Картина жутковатая, и сначала я подумал, что остался один. Но это, конечно, было не так. Из укрытий стали подниматься полицейские, десантники и освобожденные бойцы «Дельты». Недавним пленникам пришлось хуже всего: у них не было брони и касок. Поэтому почти все получили контузии. А так-то потерь оказалось относительно немного. Несколько раненых у Адамса и один у десантников.
– Надо торопиться, – ко мне приблизился Адамс. – Сейчас под землю уйдем, и будет легче. Там нас не достанут.
– Это понятно. – Я кивнул. – Давай, веди.
Отряд продолжил движение и уперся в завал. Груды бетонных блоков и битого кирпича завалили проход в подземелье. Что делать? До следующего спуска пара километров, и двигаться по поверхности опасно. И тогда Адамс принял решение расчистить проход.
Воины принялись за дело, и работа спорилась. Но противник тоже не зевал, и отряд настигла погоня. Сколько было врагов, неизвестно. В любом случае не меньше усиленного взвода, и они обнаружили нас раньше.
– Берегись! – услышал я голос Ломова и сразу присел.
Над головой прошла длинная очередь. Пули скользнули по бетонной стене. Противник находился рядом, и я развернулся в сторону опасности.
Опять вражеские пули, выбивая из бетона мелкое крошево, пролетели надо мной. Несколько осколков царапнуло шлем, и я засек стрелка. Пулеметчик засел метрах в пятидесяти, в развалинах высотки. И он находился там не один. Противник занял господствующую высоту и, не сближаясь, накрывал нас огнем. Нужно было что-то предпринять, и я действовал по наитию.
– Десант! За мной! Контратакуем! Адамс! Продолжай расчищать проход!
Нас было немного, всего пятнадцать человек, так как меня услышали не все: у кого-то радиостанция барахлила, а кто-то уже получил ранение и выбыл из строя. Однако действовали мы четко, а главное – быстро.
Группа бросилась к зданию, где закрепился противник, который ничего подобного не ожидал. И через минуту мы оказались в мертвой зоне, а дальше, через проломы, проникли в высотку, и завязался ближний бой. Большая часть абордажиров во главе с Ломовым двинулась наверх выбивать пулеметчиков и снайперов. Ну а я остался внизу, вместе с несколькими воинами, сдерживать стрелков.
Просвет между помещениями, выбитая дверь. Увидел тень. Наших там быть не должно. И без долгих размышлений, от бедра, я выстрелил из подствольного гранатомета. Сорокамиллиметровая граната влетела в комнату, где закрепились централы, ударилась о стену и взорвалась. Осколки разлетелись по помещению, и я уловил вскрики людей. Есть! Попал! Продолжаем!
Кто-то из десантников, встав сбоку от пролома, отправил к «соседям» парочку ручных гранат. И опять взрывы, и вновь кричали люди. А затем мы ворвались внутрь, и передо мной возник вражеский боец. Он подволакивал ногу – видимо, его достали осколки, – но сдаваться централ не собирался. Противник вскинул автомат, однако это все, что он успел. Я его опередил и разрядил ему в грудь половину рожка.