— Пять? — моя паника была слишком очевидна, и мне почему-то показалось, что моя реакция его здорово порадовала.
Через секунду он снимает обувь и садится на плед, полностью меня игнорируя. «Если он уточнил время, значит, после он, наверное, будет занят, — думаю я, смотря на него, — и выходит, в нашем распоряжении всего каких-то пять дней?»
Мной овладевает привычная паника, и я начинаю снимать свою обувь. Хоть в открытую он на меня не смотрит, но я замечаю, как он искоса иногда посматривает в мою сторону. Я даже не собираюсь садиться рядом: красивой, хореографической походкой на носочках становлюсь над ним так, что теперь его ноги протянуты у меня между ног. Он опускает на землю спину, поддерживая себя локтями, показывая своим телом, что не против моей игры, приготовившись внимательно смотреть. Вытягиваю из шорт легкую рубашку и начинаю расстегивать пуговицы, но не открываю свое тело, даже когда заканчиваю с последней — хочу, чтобы он сделал это. Его потемневшие от желания глаза внимательно следят за моими пальцами. Прикусив нижнюю губу, расстегиваю шорты. Дождавшись, пока я их сниму, он властно хватает меня за бедра, и я падаю на колени, сев на него. Оказавшись так близко, я отчетливо слышу его учащенное дыхание, и меня это еще больше заводит. Целуя мою шею, его губы поднимаются к подбородку, а затем, поймав мои губы, наслаждаются их вкусом. Его руки хаотично ласкают мое тело. Стягиваю с него футболку и, нащупав пояс, начинаю его расстегивать. Адан открывает себе мое тело, распахнув рубашку, и я чувствую его губы на своей груди. Он нащупывает мои трусики, перекатывает и укладывает меня на подстилку, начинает их медленно стягивать. И вот — я полностью скомпрометирована, но мне все равно, так как он рядом. Сняв джинсы до колен, он снова принимает сидячую позу и садит меня на себя. Я чувствую, как его возбужденная плоть проникает в меня, и от ее пульсации внизу зарождается приятное тепло. Цепляюсь ему пальцами в плечи, застываю.
— Куколка, двигайся.
И я начинаю плавно изгибаться на нем. От каждого моего движения я распаляюсь все больше и больше.
— Да, милая, — целует он мой сосок, — продолжай.
Еще немного и я достигну пика, но мне ужасно хочется, чтобы он тоже получил удовольствие. Я останавливаюсь. Взявши его за голову, целую, затем беру его сильные ладони и ложу себе на попку. Включаю в себе наездницу и, подпрыгивая, насаживаюсь на его член. Поняв по его дыханию, что он наравне со мной, снова начинаю, прогибаясь, вбирать в себя его член до упора, шевелясь на нем.
— А!
— Я хочу, чтобы мы кончили вместе, — шепчу в ответ на его стон я.
Убрав руки за голову и собрав волосы, я получаю наслаждение от каждого движения. И вот приятная волна сладостью пробегает по мне. Я слышу его стон и сквозь затуманенное сознание понимаю, что он тоже кончил.
Мне нравится лежать на нем, слышать, как часто бьется его сердце, несмотря на яркое солнце, ощущать жар его тела на своей коже, а его запах вообще сводит меня с ума. Мы продолжаем лежать и молчать, и, кажется, время просто остановилось, а вокруг нас лишь умиротворяющая гармония мира.
— Ты же соврала, когда сказала, что не умеешь плавать? — неожиданно спрашивает Адан.
Я приподнимаюсь и смотрю на него.
— Я просто думаю пойти искупаться, — объясняет он, — и хочу знать, составишь ли ты мне компанию?
— Я умею плавать.
— Может быть, есть еще вещи, которые мне нужно знать? — его лицо выказывает недовольство, поскольку мы договорились, что я буду говорить правду.
— Смотря, что бы ты хотел узнать?
— Ну не знаю… Допустим, ты единственный ребенок в семье?
— Нет, — немного грустно начала я, — я средний ребенок.
— Я спросил, что-то не то?
— Нет.
— Тогда почему ты с такой горечью это произносишь?
— Нас в семье трое. У меня есть старший брат и младшая сестра. Ты же знаешь, что младшенькие всегда любимцы, а старшие — гордость семьи, на которых все остальные дети должны равняться? Так вот я не рыба не мясо!
— Это же просто глупо!
Адан, словно успокаивая, начинает легко поглаживать мою обнаженную спину.
— Скажи это моим родителям.
— Договорились, — улыбается он, — если мне выпадет честь с ними познакомиться, обязательно скажу.
— А ты разве не гордость семьи?
— Нет.
— Но ты же преуспевающий, красивый и здоровый?
— Спасибо! — он взял мою руку и поцеловал костяшки. — Представь себе семью дипломата и адвоката. У них двое сыновей, которые по их планам должны пойти по стопам отца. В школе они должны учиться лучше всех, университет так же должен быть с отличием, они должны знать не меньше пяти языков. Вся моя жизнь до бурного протеста, была просто ролью по сценарию. И вот когда моего отца перевели в Барселону, я объявил всем, что остаюсь в Мадриде и теперь буду жить, как хочу. Даже намекнул, что мне больше ничего от них не нужно, но, как бы не злился на меня отец, мама убедила меня остаться жить в нашем доме. Несколько лет я искал себя в разных сферах. Кем я только не был: грузчиком, моряком, садовником, менеджером, официантом, даже мясником. В то время, когда у моего брата был карьерный рост, я продолжал искать труд, который будет приносить мне удовольствие. Иногда были моменты полного отчаяния, когда я думал, что поступил неправильно и, возможно, работа в посольстве — это мое призвание.
— Но в итоге ты его нашел?
— Да! Помнишь, когда Димас и Верона подшучивали над значением моего имени?
— Помню. Я еще ничего не поняла.
— Ты бы и не смогла понять, не зная истории стартовой точки моего бизнеса. Однажды я возвращался домой на машине по проселочной дороге. Я решил срезать путь, так как по прогнозу передавали ливень с грозой, но не успел. В итоге машина застряла в огромной грязной жиже, в какой-то глуши, где даже телефон не берет. Я долго пытался вытащить ее, в итоге дождь закончился, и я просто выпачкался с ног до головы. Через несколько часов я сижу обессиленный возле машины, когда ко мне подбегает овчарка и начинает облизывать мне лицо. Я начинаю ее гладить, а вдалеке слышу: «Кора!» Понимаю, что это девочка и ко мне идет ее хозяин. Когда пожилой мужчина подошел ко мне и увидел грязного меня, знаешь, что он спросил?
— Что?
— Любишь землю? — Адан с явным теплом описывал этот эпизод своей жизни.
— И что ты ответил?
— Обожаю! Конечно, я сказал это с иронией, но почему-то мужчина решил мне помочь. Я узнал, что его зовут Антонио, он всю жизнь посвятил себя двум страстям — своей жене и земле. Его жена скончалась несколько лет до этого, у них не было детей, и все что у него осталось — это верная собака и тысячи акров земли. Мы с ним подружились, я начал работать у него, и однажды он сказал, что составил завещание и хочет оставить все что у него есть мне. Я был не согласен, и мы даже впервые поругались из-за этого. Но когда он сказал, что хочет, чтобы его земли достались человеку, который и дальше будет продолжать его дело, а не какому-то банку, я согласился. Антонио умер пять лет назад. У меня теперь своя собственная фруктовая империя. Мои родители знают о моих успехах, так как компанию Морр теперь знают по всему миру, но мой отец так ни разу и не сказал мне, что горд мной.