На уголке фотокарточки белыми буквами: "Сочи, 1938 год". "Почему он сохранял именно эту фотокарточку? Значит, девочка - его дочь? Есть ли в документах фотокарточка его жены? А что это добавит, объяснит? Нет, не могу смотреть, не могу узнавать подробности его жизни после его смерти! Почему мы всегда хотим узнать о человеке после его смерти больше, чем знали при жизни?"
– Товарищ командующий…
Он отнял руку от лба - басовито трещал в блиндаже зуммер высокочастотного аппарата, телефонист, сняв трубку, смотрел на Бессонова несмело приглашающими глазами, говоря шепотом:
– Вас, товарищ командующий, из штаба фронта.
– Да, да… Сейчас. Да, да…
Его локоть дернулся по столу, он на ощупь поискал палочку, прислоненную к краю, оперся и под взглядами находившихся в блиндаже встал в вяжущей и густой, как тина, тишине, палочка при его движении к аппарату скрипнула; трубка, нафетая ладонью телефониста, была теплой, живой, но в ней вибрировали, шуршали тихие звуки пространства, беспредельно текущей пустоты, и Бессонов с необоримым желанием разбить это молчание и в блиндаже и в трубке заговорил:
– У телефона пятый.
– Одну минуту, товарищ пятый. Передаю товарищу первому.
На том конце разделенного ночью пространства трубку быстро передали, и затем другой голос, наполненный крепостью жизненных соков здорового и занятого неотложными делами человека, произнес с возбуждением:
– Петр Александрович, здравствуй! Ну как, лапти приготовил? Бороду отрастил? Зипун кушаком подпоясал?
Это был командующий фронтом: мягкий украинский акцент, мягкое "г", южная певучесть в произношении - Бессонов узнал его. Они не были еще на "ты", и это новое, неофициальное обращение по телефону несколько стеснило Бессонова, оно простотой своей что-то отнимало у него, лишало некой независимости хотя бы в начальном общении, а командующий фронтом, легко с ним заговорив, будто с давним однокашником, вопросом своим в полушутку намекал, что армия Бессонова считалась на положении "окружаемой".
Но Бессонов, ни в коей степени не расположенный в ту минуту даже к полушутке и не сумев перейти на "ты", ответил:
– Бритву, по старой привычке, вожу с собой, товарищ первый. А лаптями и зипуном начальник тыла не обеспечил. О положении нашем имел возможность донести вам, товарищ первый, два часа назад.
– Знаю, изучил, одобряю! - засмеялся раскатисто командующий, не восприняв сухость и официальность тона Бессонова. - Так вот какие дела, Петр Александрович! Теперь, считаю, легче вздохнешь. Северо-западнее тебя соседями введены в прорыв четыре танковых корпуса, успешно продвигаются с целью уничтожения оперативных резервов, выходят во фланг и тыл группы армий "Дон"… Вот как все складывается. Твои соображения одобряю. Если с лапками увязли - пришло время. Начнешь после уточнений. Приказ получишь. А за то, что выстояли, от души жму руку тебе и Виталию Исаевичу! Кстати, обрадую тебя: вечером был звонок от "гэко", интересовался положением твоей армии, удовлетворен и торопил…
В штабе фронта еще ничего не знали. В штабе фронта Веснин еще жил и был нужен, Юго-Западный и Воронежский наконец прорвали после неудачной попытки оборону немцев и ввели в прорыв танковые корпуса. В Ставке интересовались, были удовлетворены и торопили. Он предполагал, что положением армии будут интересоваться…
Бессонов держал трубку, влипшую во влажные пальцы, и, мнилось, еще вдыхал солоновато-железистый запах крови, исходивший от влажного бурого комка орденов и документов в носовом платке, от любительской фотокарточки, на которой капризно круглились губы худенькой девочки.
– Что замолчал, Петр Александрович? Чем обеспокоен? Возражай, коли другие соображения есть, послушаю. Что у тебя? Просить чего-нибудь хочешь? Твой дотошный Яценко уже все выпросил. Загребущий мужик у тебя Яценко!
– Разрешите вас прервать, товарищ первый, - сказал Бессонов ссохшимся голосом. - Не имею права не доложить вам… Член Военного совета Виталий Исаевич Веснин три часа назад убит по дороге в танковый корпус.
– Ка-ак так убит? Да ты что? Что ты мне говоришь? - всколыхнулся крик командующего на том конце провода и тотчас сполз до шепота: - Каким образом? Что ты мне докладываешь?
Бессонов повторил:
– Я докладываю, товарищ первый, что Виталий Исаевич Веснин убит в станице по дороге в танковый корпус.
– Убит? Веснин? Значит, не уберегли члена Военного совета! Разве ты не знал, что он непременно в каждое пекло лезет?.. Не знал? Сдерживать его надо было, смотреть в оба глаза! Какого золотого человека потеряли, а!.. Вот чего уж не ожидал, никак не ожидал! Как снег на голову! Да что у тебя за охрана? Куда смотрели?
– Прошу не упрекать меня, товарищ первый. К сожалению, это уже не поможет. Ни вам, ни мне. - Бессонов помолчал. - Разрешите коротко доложить дополнительные соображения к моему донесению?
– Каким же это образом, Петр Александрович, произошло такое? Убил ты меня! Насмерть убил!..
– Разрешите, товарищ первый? Прошу меня выслушать.
– Да, говори. Докладывай. Слушаю тебя. Бессонов жестко переключился, ушел от разговора о Веснине - недоставало душевных сил повторять подробности его гибели. И он стал докладывать, не считая нужным объяснять то, что к исходу дня в связи с обстановкой в дивизии Деева, рассеченной немецкими танками, он готов был к круговой обороне, более всего опасался этого (как и Веснин, который, в отличие от него, не скрывал опасения), но все-таки не рискнул бы и тогда решительно "пошевелить" и распылить по бригадам танковый и механизированный корпуса, предназначенные для контрудара. Он сказал только, что пришла пора подвижных соединений, вчера Гот использовал свои резервы - это подтвердил пленный немецкий майор, офицер связи, - и наносить контрудар надо сегодня же утром, до того, как они возобновят активность на северном берегу. Не упустить время, не дать им передышки и сначала внезапным контрударом танкового и механизированного корпусов без обычной артподготовки сбить немцев с плацдармов, пока не перегруппировались…
– Почему без артподготовки? Чего достигаешь? - спросил командующий. - В артиллерию, что ли, не веришь?
– Немцы хорошо знают, что артподготовка - это своего рода предупреждение о наступлении. Артиллерия скажет свое слово, когда танки уже выйдут на рубеж атаки.
– Обсудим, - сказал командующий. - Добро. Посоветуюсь с представителем Верховного. Получишь приказ… Так что же это Веснина, а? Каким образом? Вконец расстроил ты меня, Петр Александрович, своим сообщением. Вот и один теперь принимаешь решение. Без члена Военного совета. Очень верил он в тебя, знаю, хотя и… не прост ведь ты, скажем прямо, Петр Александрович! Ох, не просто с тобой одну кашу есть!