Book.

Она бы могла выступать на сцене где-нибудь в Вест-Энде. Бедняга Пучеглазый утирал слезы от смеха. Я снова закатила глаза.

Тут мама протянула руку в драматическом жесте.

— Отдай мне свой библиотечный билет. Ну же. Давай!

— Я замотала головой и отскочила в сторону.

— Ну же. Давай сюда. Я его у тебя забираю.

— О, нет! — я тоже постаралась прибавить пафосу.

— О, да!

— О, нет-нет!

Все это время мы стояли по разные стороны стола. Я тихонько пятилась к двери. Мама вдруг бросилась мне наперерез, но Джеральд Фолкнер сумел-таки справиться с приступом смеха, поймать ее и удержать, а я тем временем шмыгнула в дверь.

— Пок-а-а! — крикнула я и припустила по садовой дорожке.

По дороге в библиотеку я распевала во все горло. Просто не могла удержаться. Некоторые прохожие таращили на меня глаза: певица из меня не ахти, но мне было наплевать. Я чувствовала себя беззаботной и счастливой. Мне всегда делается хорошо на душе, когда мама перестает беспокоиться о работе, кредите в банке или вообще о том, как мы выкрутимся, и ведет себя сумасбродно. Я уж и забыла, когда она позволяла себе подобные чудачества, не поймешь — то ли она всерьез, то ли шутит, не заботясь, к чему всё это приведет.

Возможно, все так вышло именно потому, что произошло это на глазах у Пучеглазого, который помирал со смеху. Может, маме веселее чудить, когда у нее есть компания. Они с папой частенько устраивали тарарам, пока их отношения не расклеились. Может, лишний человек в доме — это не так и плохо.

Я много над этим размышляла, пока была в библиотеке. А потом еще по дороге домой. Я специально выбрала длинный путь. Я заметила Джуди, она раскачивалась вниз головой на турнике в парке, и ее волосы мотались по траве. Она-то привязалась к этому Джеральду с самого начала. Разрешила помочь ей делать задание «Обитатели морского побережья», уплетала его шоколад и сидела у него на коленях, когда они смотрели сериалы по телевизору. Я следила за ней украдкой: она едва не скатывалась с его колен, когда Пучеглазый заходился от смеха. Джуди ничуть не беспокоило, что она отдалась в объятия противника — твердолобого антикоммуниста, сторонника гонки вооружений, который в самом деле верит, что стоит нам в Британии уничтожить ядерные установки, и из Москвы тут же нагрянут русские и примутся отряхивать снег с сапог у наших порогов.

Похоже, и маму это ничуть не волновало (впрочем, она, по крайней мере, делала попытки переубедить Пучеглазого, ссылаясь на то, что такие страны, как Норвегия, Швеция и Австрия, гораздо ближе к России, чем мы, но, хотя у них и нет ядерного оружия, никто на них не покушается).

Может, и мне не следовало так кипятиться по этому поводу?

Я вернулась домой с твердым желанием попробовать начать все заново. Правда. Мое отношение к Джеральду Фолкнеру не то чтобы потеплело, но стало нейтральным. За тот день он не раз приходил мне на выручку. Пусть он еще не вполне открыл душу для тревог Маленькой Планеты Земля, но все же и у него были свои плюсы. Откуда мне было знать, что, как только я переступлю порог родного дома, он все разрушит? Пучеглазый встретил меня как Великий Инквизитор и тут же сам себя вознес на вершину моего черного списка.

— Давай сразу уговоримся, — он оперся о стол и наклонился вперед. — Вот Китти только что накопала для тебя картошки.

— Верно, — подтвердила мама, швыряя влажные черные комки грязи в раковину и включая воду в полную силу, чтобы отмыть клубни от земли.

— Той, что выросла на огороде за домом.

— И это верно.

— Его вскопал когда-то отец Китти, а потом она, иногда с помощью Джудит, ухаживала за ним.

— Ну, уж не больно-то она помогала, — напомнила я им. (Джуди все свободное время торчит в том парке.)

Не обращая на меня внимания, Прокурор обратился к маме, своему главному свидетелю:

— И ты покупаешь ей семена.

— Да.

— И лопаты, и тяпки.

— Всё, — подтвердила мама, — совки, подставки для бобов, удобрения, навоз, садовую сетку…

— И после этого Китти требует с тебя плату за картошку!

Я опешила.

— А что здесь такого?

Я просто ушам своим не верила! Он так на меня смотрел, с таким осуждением и возмущением, словно я какой-то воришка или того хуже.

— Мне кажется, это просто отвратительно, — отвечал он.

Ну ничего себе!

— Почему это? — не сдавалась я. — Я не люблю копаться в саду. И мама тоже. Такое занудство. И теперь, когда папа уехал, мама платит мне за овощи, чтобы кто-то все же за ними ухаживал.

— А ты сама? — напирал Пучеглазый. — Разве ты платишь ей за приготовленные обеды, пропылесосенные ковры и вымытую ванную?

Тут уж мама попыталась за меня вступиться.

— Но Джеральд. Я же ее мама.

— Да, и вместе вы семья, — парировал Пучеглазый. — И ты не должна платить ей за помощь по хозяйству. Никто не смеет шантажировать близких, исполняя свою долю работы. Это отвратительно.

Мама нахмурилась. Сперва я решила, что выражение ее лица означает «не лезь не в свои дела, Джеральд», но потом с ужасом догадалась, что это было лишь «минуточку, мне надо все обдумать».

— Но это работает, — сказала она немного погодя. — Смотри, как расторопно Китти приносит картошку.

— Не в этом дело.

Мама снова нахмурилась. Трудно было понять, о чем она думала. Возможно — «это ты так считаешь», но могло быть и «может, ты и прав».

Да — именно «может, ты и прав».

— Может, ты и прав. Должна признать, мне и самой это не по душе. Я помогала своим родителям по дому, но им и в голову не приходило мне за это платить.

— Еще бы! Сама идея отвратительна.

Убежденность, с какой он это провозгласил, заставила маму снова встать на мою сторону.

— Но Джеральд. Все же честнее немного приплачивать Китти, ведь Джудит хоть и подросла уже, а палец о палец не ударит.

Пучеглазый только руками развел.

— Розалинда, — произнес он, словно обращался к маленькой девочке или недоумку. — Не стоит ли тебе штрафовать Джудит за бездельничанье вместо того, чтобы подкупать Китти?

— Тоже мне подкуп! — не утерпела я. — Десять жалких пенсов!

Он обернулся ко мне.

— Ага! — воскликнул он. — Любуйтесь, все матери мира! Она уже требует прибавки жалования, наша маленькая торговка картошкой.

Мама рассмеялась.

— Китти, доченька, похоже, что, если Джеральд настоит на своем, плакали твои денежки!