В это время неподалеку от штаба Дроздова мягко остановился «Мерседес» Шуленбурга. Два мощных луча белого света вырывались из его фар и убегали во тьму.
– Штаб Дроздова в двух кварталах отсюда, – сказал Хильгер. – Надо свернуть налево и пройти по проулку.
– Неприятное место. Самое подходящее для того, чтобы получить удар ножом под ребра, – вздохнул Богдан.
– Вы сами попросили доставить вас сюда! – усмехнулся советник. – Но теперь я сгораю от нетерпения получить подробные инструкции по использованию Знака Бога.
Богдан окинул немца глубоким, задумчивым взглядом и вздохнул:
– Записывайте. Каждому Знаку Бога соответствует имя Бога и мантра. Мантра – это несколько слогов, которые необходимо пропеть один за другим. Семенем мантры называется главный слог, на котором необходимо сделать акцент. Имя Бога для вашего знака – Энки. Мантра, которую необходимо произносить при запоминании и воспроизведении Знака звучит так: записывайте по слогам: Ду-Ша-Тах-Ха-Па-Рат-Та-Хо-Ма-Ти.
– Сколько раз ее необходимо повторять?
– Важен ритм. Вы его ощутите. Необходимо произносить сначала имя Бога, а затем мантру, делая акцент на слоге «Па». Это семя мантры. Больше мне нечего сказать.
– Тогда успеха вам, – произнес немец.
– Спасибо, – ответил Богдан по-немецки и добавил на шумерском: – Пусть твой вьючный осел догонит мула.
– Что?
– Доброе пожелание на моем родном языке, – усмехнулся Богдан. – Сегодня ведь Новый год.
Он выбрался из машины, захлопнул дверь и направился к штабу Дроздова. «Мерседес» заурчал мотором, тронулся с места и скрылся за поворотом. Вскоре звук автомобиля совсем пропал, только ветер шумел в промерзших ветвях деревьев. Богдан поднял воротник пальто и прибавил шаг.
Штаб Дроздова он узнал сразу – это был единственный дом, обнесенный каменной стеной. На взгляд Богдана, он так разительно отличался от окружающих халуп, что никаких больше примет не требовалось. Богдан спокойно направился к калитке, распахнул ее и шагнул во двор, где постепенно приходил в себя придушенный красноармеец. Собака тоже начала подергивать лапами.
«Кажется, здесь уже побывали до меня», – бессмертный наклонился и поднял со снега иглу с бумажным оперением.
Понюхав ее, он задумался, а потом взбежал по крыльцу и вошел в прихожую. В доме было тихо. Но ни слуха, ни обоняния Богдану не требовалось, чтобы понять, что он тут один. Он ощущал это главным из своих чувств – опытом в пять тысяч лет. Богдан столько раз входил в чужие дома, врывался в них, проникал в них, спасался в них, убивал в них, сжигал их, не оставлял от них камня на камне, что знал и понимал саму сущность чужих домов. Он даже не осознавал тех многих и многих примет, которые говорили ему, пуст дом или нет.
Не таясь, Богдан осмотрел гостиную и разоренный сейф, выдвинул ящик стола, в котором валялось десятка два револьверных патронов. Это его не интересовало. Он прошел на кухню и, увидев свежую рыбу, с наслаждением начал ее поедать, отрывая зубами куски сырой нежной плоти. Ему так надоела диетическая овсянка, которой его потчевали врачи в резиденции немецкого посла, что он не мог отказать себе в удовольствии. Потратив на это скромное пиршество полминуты, Богдан поднялся на второй этаж.
Бегло оглядев комнату, в которой держали Павла, он внимательно просмотрел все рисунки. И хотя на них не был изображен цветок бессмертия, манера проводить штрихи была знакомой. Пропорции фигур – вот что выдавало того, кто услышал Голос Шамаша.
Перебрав все листы, Богдан заметил еще один – на полу. На нем был изображен не цветок бессмертия, а только его каркас, скелет, на который постепенно, раз за разом будет нанесена плоть из наложенных один на один треугольников. Но этот лист говорил о том, что вскоре реципиент обретет весь жар Шамаша, заключенный в фигуре.
Фигура, которую добыл Хильгер, была во сто крат совершеннее. Она была почти закончена. Почти. Не хватало всего нескольких штрихов, может быть, одного. Но проблема заключалась в том, что Карл Шнайдер уже никогда не сможет ее закончить, а человек, начертивший рисунок в этой комнате, возможно, еще жив. Хильгеру досталась пустышка. Бесполезный рисунок, на завершение которого не хватило секунды, и бесполезная «мантра». Богдан представил, как советник Хильгер ползает по исчерченному ватману, произнося данную ему шумерскую фразу, и невольно улыбнулся.
Он снова понюхал иглу. Запах был ему знаком, но в него с трудом верилось, настолько противоестественным казалось найти в заснеженной Москве стрелу, смоченную в сиропе из пестиков хризантем.
«Не один я знал об этом месте. Не один…»
Со двора послышались возбужденные голоса, клацнул винтовочный затвор – видимо, караульная смена оказалась недовольна тем, что проделал китаец с их товарищем.
Сложив рисунок и сунув его в карман, Богдан медленно спустился по лестнице в прихожую и дождался, когда распахнется дверь. Сейчас было не время получать пули, поэтому он прикинул, куда направлен показавшийся в темном проеме ствол, и отшатнулся в сторону перед самым спуском курка. В него уже столько раз стреляли – из кулеврин, пищалей, мушкетов, седельных пистолетов, фитильных, кремневых, колесцовых и капсюльных ружей, что он загодя и без особых усилий распознавал момент выстрела.
Пока красноармеец возился с затвором, Богдан подтянул его за ствол винтовки к себе и прикрылся его телом от пуль, торопливо выпущенных из командирского «нагана». Боец дернулся несколько раз и затих. Дозарядив винтовку и не отпуская раненого, Богдан поднял ствол и с руки поразил метнувшегося к дереву командира. Тот раскинул руки и растянулся в снегу лицом вниз. Собака сменного караульного, ошалев от стрельбы, с визгом протиснулась в приоткрытую калитку и скрылась во тьме. Еще раз клацнув затвором, Богдан направил ствол на придушенного красноармейца, который к этому времени окончательно пришел в себя, но продолжал лежать на снегу.
– Лучше тебе не вставать.
Красноармеец кивнул, демонстрируя полное понимание ситуации.
Богдан спустился по крыльцу, перешагнул через парализованную собаку, которая уже могла грозно рычать, но все еще не могла подняться на лапы.
– Помнишь, кто на тебя напал? – спросил он у бойца, прежде чем шагнуть за калитку.
– Калмык какой-то.
– Понятно.
Богдан отшвырнул винтовку и направился в сторону остановки трамвая.
Он не знал, что делать дальше, где искать реципиента, но тысячелетний опыт подсказывал ему, что случайность – самая мощная сила, вращающая колесо мироздания. Человеку не дано просчитать и предусмотреть все. Зато в его силах не упустить своего шанса.
«С утра, не откладывая, пойду на фабрику, – твердо решил Богдан. – Даже в первый день Нового года должен там быть кто-нибудь трезвый. А без Шамхат пусть огнем горит это бессмертие».
Он представил встречу с любимой, и его лицо посветлело.