Странно, но я не умер. Хотя лучше бы умер, наверное, потому что чувствовал я себя не просто плохо, а отвратительно. Отходняк от транквилизатора вкупе с остатками сурового похмелья — это вам не шутки шутить. Это, если всерьез подходить к вопросу, серьезный повод для эвтаназии. Я подумал, что если уж стоит уничтожать мир, то именно по причине присутствия в нем похмелья во всех его проявлениях. Надо же было Спящему Богу увидеть такое во сне!
Глаза открывать не хотелось. Меня мутило, качало, трясло. Мне даже не интересно было, где я в данный момент нахожусь. Потом я осознал, что качка мне не чудится, поверхность подо мной действительно вибрировала и покачивалась. Но реальность все равно была далеко. Я с легкостью мог представить себя и в салоне самолета, и в каюте катера, и в кабине машины.
Потом навалилась жажда. Не просто желание пить, а ощущение, что я превращаюсь в пересохшую мумию, что все ткани организма теряют воду и становятся одеревенелыми. Это вынудило меня поднять веки. Они шевельнулись с трудом, с болью, словно под ними скопился мелкий песок. В глаза ударил свет хмурого зимнего дня.
Оказалось, что я лежу на заднем сиденье машины, а за окнами пробегают назад заснеженные еловые лапы. Похоже было на ближнее Подмосковье в районе Асташковского шоссе. За рулем сидела, понятно, Алиса, время от времени поглядывая на меня в зеркало заднего вида.
— Пить хочешь? — спросила она, увидев, что я очнулся.
Не дождавшись ответа, она протянула мне маленькую бутылочку колы. От одного вида живительной пузырящейся влаги у меня свело челюсти. Не в силах сдерживаться, я схватил бутылку и сделал несколько гулких глотков. Сразу стало полегче, но об активных действиях все равно на время следовало забыть.
— И что теперь? — хрипло спросил я.
Голос не слушался, так пересохло горло.
— Не знаю, — призналась Алиса. — Ты меня здорово удивил, прежде чем вырубиться. Вообще-то стоило бы перерезать тебе глотку, как всем Нанимателям, но жизнь учит не делать этого без крайней необходимости.
— Ну раз я злобный Наниматель, значит, надо было, — пробурчал я.
— Я увидела, что ты другой.
— Вот как, значит?
— Да.
— Ты что, в душах читаешь? — я не собирался срывать сарказм.
— По слогам, — усмехнулась девушка. — Но в твоей душе все таким крупным шрифтом написано, что труда не составило. Хотя я тоже хороша, могла бы сразу догадаться, когда твоя баба за тебя вступилась и прострелила мне бок. За обычного мудака жены редко вступаются. Точнее — никогда. А у большинства их вообще нет. У Кирилла вот не было.
— А ты типа санитара леса, что ли? Очищаешь мир от мудаков-нанимателей?
Алиса весело и задорно рассмеялась, ее рыжие волосы рассыпались по плечам, заиграв в зеркалах и стеклах отсветами пламени. Я откинулся на сиденье и опустил веки. Интересно, куда эта бестия меня везет? И зачем?
— Куда ты меня везешь? — спросил я напрямую.
— К себе домой, — ответила она. — Там мы попробуем выяснить реальную расстановку сил.
— Во как... — не без иронии произнес я, не открывая глаз. — Все оказывается до предела серьезно. В лучших традициях шпионских страстей. А ты не можешь тут выяснить расстановку сил, а потом подбросить меня до моего дома?
— Нет, — прозвучал короткий ответ.
— Круто, — вздохнул я. — «Ее звали Никита», римейк номер сто восемьдесят четыре. В главных ролях Алиса и Александр. Надо было нам с Катькой такое кино снимать. Был бы шумный успех. Школьницы, особенно младших классов и непременно отстающие, взирали бы на нас с почтением...
— Ты хочешь произвести на меня впечатление, цитируя Стругацких? — хмыкнув, спросила Алиса.
— У Стругацких были школьники, а не школьницы.
— Очень смешно, — иронично оценила Алиса. — Но ты мне лучше скажи другое. Откуда ты знаешь мое имя?
Я чуть не рассмеялся. Не то чтобы ситуация как-то к этому располагала, даже напротив, чего уж тут говорить, но правда прозвучала бы на редкость двусмысленно. Что я должен был сказать ей? «Твое имя мне приснилось во сне»?
— От верблюда, — ответил я.
— Забавно... — протянула Алиса.
Ее тон показался мне странным. Кто-то на такой мой ответ мог бы обидеться, кто-то начал бы выспрашивать дальше, а ее, как мне показалось, вариант с верблюдом вполне устроил. Нереальность такой реакции натолкнула на мысль, что Алиса, возможно, неправильно меня поняла. Хотя как можно неправильно понять всем известную с детства поговорку? Только в одном случае это возможно: если говоришь с человеком, который рос обособленно, со сверстниками не общался. А то и вовсе жил в другой стране. Хотя нет, в последнем случае у Алисы был бы иностранный акцент, а им и не пахло.
Однако временно я решил об этом не думать, поскольку хватало других нерешенных проблем. Перво-наперво — как выкрутиться из создавшейся ситуации. На мне не было ни наручников, ни каких-то других видимых и ощутимых пут, но как раз это меня и беспокоило больше всего. Я был далек от мысли, что Алиса полагается только на мою слабость, вызванную воздействием транквилизатора. Наверняка у нее в рукаве рыжей шубки имелся некий козырь, гарантирующий ей безопасность от моего нападения. Я призадумался, что бы это могло быть, а затем понял — очков у меня на носу не оказалось. Все просто. Мало того, что она могла в любой момент использовать свою чудесную способность к невидимости, но наверняка только невидимостью ее способности не исчерпывались. В общем, я не горел желанием проверить, что случится, если я вдруг попробую наброситься на нее сзади и придушить. К тому же мое плачевное физическое состояние к этому никак не располагало.
— Что ты от меня вообще хочешь? — спросил я со вздохом, открывая глаза.
— Честно?
— Да.
— Честно сказать не могу. Пока. А вранье тебе вряд ли нужно. Лучше скажи, зачем ты во все это ввязался.
— Во что? — спросил я, хотя понимал, что она имеет в виду.
— Зачем ты принял от Кирилла его идиотский дар? Из жадности?
«Вот зараза, — подумал я. — Надо же так на больную мозоль...»
Я сам себе много раз пытался ответить на этот вопрос, но каждый раз оказывался в тупике. Действительно, зачем?
Катька говорила, что зло не может овладеть человеком без его внутреннего согласия. Она уверяла, что заключение договора с Сатаной имеет высшую юридическую силу вне зависимости от того, существует на самом деле Сатана или нет. Важно лишь то, что человек сам пожелал подписать этот договор. Причина не важна, но, по мнению Катьки, это всегда какой-то душевный изъян. И вот я хотел понять, какой же душевный изъян подтолкнул меня поставить свою подпись под приказом Кирилла. Жадность? Нет. А что тогда? Честно говоря, я просто хотел иметь средства, силы и власть для того, чтобы дать Катьке возможность петь на большой сцене, как она того хотела. А что получилось? Ничего хорошего. Отсюда можно сделать недвусмысленный вывод: каким бы благим ни был мотив для заключения договора со злом, ничего хорошего из этого получиться не может.