Итак, объявив, что 74-летний старик, пролежавший четыре часа в луже мочи, «преспокойно спит», соратники уезжают, вновь оставив Хозяина без помощи.
«Я его убрал»
Лозгачев: «Опять остался я один. Думаю, надо опять Старостина звать, пусть он всех опять поднимет. Говорю: «Иначе он умрет, а нам с тобой крышка будет. Звони, чтоб приехали».
Хрущев: «Прошло какое-то небольшое время, опять звонок. Звонит Маленков и говорит: «Звонили опять ребята от товарища Сталина. Они говорят, что все-таки что-то с товарищем Сталиным не так. Хотя Матрена Петровна, когда мы ее посылали, сказала, что он спокойно спит, это не обычный сон. Надо еще поехать». Условились: надо, чтобы приехали врачи».
Лозгачев: «В восьмом часу утра заявляется Хрущев. «Как Хозяин?» Говорю: «Очень плох, с ним что-то случилось», и все рассказываю.
Хрущев говорит: «Сейчас врачи приедут». Ну, думаю, слава Богу. Между половиной девятого и девятью (после того, как он пролежал 13 часов без помощи! — Э.Р.) прибыли врачи».
Мы никогда не узнаем, что же произошло ночью в запертых комнатах Хозяина. Но есть только два варианта происшедшего: или Хозяин обезумел и действительно отдал приказ всем спать, «по удивительному совпадению той же ночью с ним случился удар… или Хрусталеву было кем-то приказано уложить спать своих подчиненных, чтобы остаться наедине с Хозяином — ему или кому-то еще, нам неизвестному. (После ареста Власика Берия конечно же завербовал кадры в оставшейся без надзора охране. Он должен был использовать последний шанс выжить.)
Проник ли з неохраняемую комнату сам Хрусталев или кто-то еще? Сделали ли укол заснувшему после «Маджари» Хозяину? Спровоцировал ли этот укол удар? Проснулся ли Хозяин, почувствовав дурноту, и пытался ли спастись, но сумел дойти только до стола? Все это — предположения… но если все так и было, становится понятной поражающая смелость соратников: узнав о происшедшем, они не спешат примчаться на помощь, будто точно знают, что произошло, уверены, что Хозяин уже безопасен.
Но в обоих вариантах четверка сознательно бросила Хозяина умирать без помощи.
Так что в обоих вариантах они убили его. Убили трусливо, как жили. И Берия имел право сказать Молотову слова, которые тот потом процитировал: «Я его убрал».
Хроника смерти
Лозгачев: «Ну врачи все были совсем испуганные… глядят на него и тоже все дрожат. Им надо его осматривать, а у них руки трясутся, а тут еще зубной врач снял протезы, а они у него из рук выпали. Боится. Ну, профессор Лукомский говорит: «Надо рубашку снимать, давление измерять…» Я разорвал рубашку. Стали мерить. Потом осмотрели все и нас спросили, кто при этом был — когда он упал. Мы думали: теперь все, сейчас нас посадят в машину и будь здоров — конец! Нет, слава Богу, врачи пришли к выводу, что с ним было кровоизлияние. Тут народу понаехало очень много, и, по существу, с этого момента мы уже отошли от всего этого. Я в дверях стоял. За мной люди толпились — приехавшие. Помню, министр Игнатьев все боялся войти. Я говорю: «Что вы стесняетесь, заходите». Тогда же, 2 марта, привезли Светлану».
Дочь Сталина пишет в своей книге: «Василия вызвали тоже, но он был пьян и быстро ушел к охране — шумел в служебном помещении, что отца убили… пока не уехал к себе. Ставили пиявки, делали рентген легких. Заседала сессия Академии медицинских наук, решая, что предпринять. Привезли установку для искусственного дыхания. Громоздкий аппарат стоял без дела, а молодые специалисты ошалело озирались».
Так он умирал в созданных им страхе и показухе.
Оставив при Сталине Булганина, соратники отправились в Кремль. Пока Хозяин умирал, Журнал продолжал фиксировать посетителей сталинского кабинета.
Согласно записи, 2 марта в 10.40 утра в кабинете собрались Берия, Маленков и Хрущев. Позже к ним присоединились опальные Молотов, Микоян, Ворошилов, Каганович и остальные члены Президиума ЦК. И видимо, начали делить его власть в его кабинете… После чего Берия, Маленков и осмелевшие Ворошилов и Микоян отправились на дачу — следить за умирающим.
В половине девятого вечера, согласно Журналу, все вновь собрались в сталинском кабинете — продолжили делить власть.
Утром — вновь на дачу.
И так теперь каждый день.
Но беспомощный, еле дышащий полутруп еще был им нужен. Профессор Мясников: «Маленков дал нам понять, что… он надеется, что медицинские мероприятия смогут продлить жизнь больного на достаточный срок. Мы все поняли, что речь идет о необходимом сроке для организации новой власти и подготовки общественного мнения… Сталин иногда стонал. Только на один короткий миг показалось, что он осмысленным взглядом обвел окружающих. Тогда Ворошилов сказал: «Товарищ Сталин, мы здесь, твои верные друзья и соратники. Как ты себя чувствуешь, дорогой?» Но взгляд уже ничего не выражал. Весь день мы что-то впрыскивали, писали бюллетени. Члены Политбюро подходили к умирающему, те, кто рангом пониже, смотрели через дверь. Помню, Хрущев тоже держался у дверей. Во всяком случае, иерархия соблюдалась: впереди — Маленков и Берия, далее — Ворошилов, Каганович, Булганин и Микоян. Молотов был нездоров, но два-три раза приезжал на короткий срок».
Молотов: «Меня вызвали на дачу… Глаза у него были закрыты, и, когда он открывал их и пытался говорить, тогда к нему подбегал Берия и целовал ему руку. После похорон Берия хохотал: «Корифей науки, ха-ха-ха».
Наступило 5 марта.
Светлана: «Отец умирал страшно и трудно… Лицо потемнело, изменилось… черты лица становились неузнаваемы… Агония была страшной, она душила его прямо на глазах… В последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза. Это был ужасный взгляд — то ли безумный, то ли гневный, и полный ужаса перед смертью… И тут… он вдруг поднял кверху левую руку и не то указал куда-то вверх, не то погрозил всем нам… И в следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».
Впрочем, каждый воспринял этот последний его жест по-своему.
Реаниматор Чеснокова: «Но вот дыхание резко нарушилось, наступило возбуждение. Левая рука, как в приветствии, поднялась и упала. Это была агония. Дыхание остановилось».
Лозгачев: «Говорят, когда он умирал, то, как тогда у стола, поднял руку — просил о помощи… Но кто ему поможет!..»
Мясников: «Смерть произошла в 21.50».
Светлана: «Берия первым выскочил в коридор, и в тишине зала, где все стояли молча, послышался его громкий, не скрывавший торжества голос: «Хрусталев, машину!..» И круглолицая, курносая Валечка Истомина грохнулась на колени около дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос».
К Хрусталеву обращается Берия! Из всех прикрепленных выбирает Хрусталева!
Берия торопится уйти. Но другие соратники остаются. Для Берии он был только Хозяин. Для остальных — Молотова, Кагановича, Ворошилова — он был их молодостью, их надеждами. Он был всей их жизнью.
Но, постояв немного, и они ринулись в Кремль вслед за Берией — принимать власть. В Кремле в это время шло совместное заседание ЦК партии, Совета министров, Верховного Совета. Оно должно было легализовать то, о чем они уже договорились.