«14.06.15… Павел (великий князь. – Э. Р.) сказал мне о другой вещи, которая неприятна, но лучше о ней тебя предупредить, а именно, что в последние шесть месяцев все говорят о шпионе в Ставке. И когда я спросила его имя, он назвал генерала Данилова… Вели… осторожно следить за этим человеком».
В это время поражения на фронте заставили искать козлов отпущения. Выход был найден: шпионы. Началась настоящая шпиономания. Сначала захотели сделать шпионами евреев. Военно-полевой суд в Двинске повесил нескольких «за шпионаж». Впоследствии выяснилось: они невиновны и были посмертно оправданы. Но к тому времени у великого князя Николая Николаевича уже созрел иной план: Главнокомандующий решил поохотиться на дичь куда покрупнее.
Возникает знаменитое дело немецкого шпиона полковника Мясоедова. При помощи показаний Мясоедова Николаша добирается до главного своего недруга – военного министра Сухомлинова. В июне он уже отрешен от должности. От него через его жену шла ниточка к «нашему Другу». И значит – к Аликс! «Немка – шпионка» – куда проще!
И бедная Аликс решила показать, что она тоже принимает участие в общей заботе – ловле шпионов. Она находит своего: генерал-квартирмейстера Данилова. Это один из талантливейших и злоязычных генералов в Ставке и, естественно, враг «нашего Друга»…
Она: «15.06.15… Нетерпеливо ожидаю обещанного тобою письма… Я зашла к Мавре на часок (жена великого князя Константина Константиновича. – Э. Р.) – она спокойна и мужественна, у Татьяны (дочь К. Р. – Э. Р.) ужасный вид – она еще худее и бледнее…»
В начале июня во дворце Павловска задохнулся во время припадка грудной жабы К. Р.
Незадолго до этого на фронте во время атаки был смертельно ранен младший и самый блестящий из его сыновей – Олег. К. Р. сам закрыл ему глаза. Смерть любимого сына приблизила и его кончину. Поэт был последним Романовым, которого торжественно похоронили в Петропавловском соборе.
Она: «16.06.15… Твой сладко пахнущий жасмин я положила в Евангелие – он мне напомнил Петергоф… Днем я сидела на балконе, хотелось пойти вечером в церковь, но почувствовала себя слишком утомленной. На сердце такая тяжесть и тоска. Я всегда вспоминаю, что говорит наш Друг. Как часто мы не обращаем достаточного внимания на Его слова, Он так был против твоей поездки в Ставку, потому что там тебя могут заставить делать вещи, которые было бы лучше не делать… Когда Он советует не делать чего-либо и Его не слушают, позднее всегда убеждаешься в своей неправоте… Это все не к добру. Он (Николаша. – Э. Р.)… не одобряет посещение Григорием нашего дома, и поэтому он хочет удержать тебя в Ставке, вдали от него. Если бы они только знали, как они тебе вредят вместо того, чтобы помочь – слепые люди – со своею ненавистью к Григорию. Помнишь, в книге (которую мы читали) сказано, что та страна, Государь которой направляется Божьим человеком, не может погибнуть. О, отдай себя больше под Его руководство».
Он: «16.06.15. Мое возлюбленное солнышко! Сердечное спасибо за твое длинное милое письмо… Что касается Данилова, то я думаю: мысль о том, что он шпион, не стоит выеденного яйца…»
Она: «17.06.15. Мой родной, милый! Женушка должна была бы писать тебе веселые радостные письма, но это так трудно, так как чувствую себя подавленной и грустной. Столько вещей меня мучают. Теперь в августе собирается Дума. А наш Друг тебя несколько раз просил, чтобы это было как можно позднее… Теперь они будут вмешиваться и обсуждать дела, которые их не касаются. Не забудь, что ты есть и должен оставаться самодержавным императором. Мы еще не подготовлены для конституционного правления. Н[иколаша] и Витте виноваты в том, что эта Дума существует, а тебе она принесла больше забот, чем радости… Извини, я тебе все это пишу, но я чувствую себя крайне несчастной – все дают тебе неправильные советы и пользуются твоей добротой… Плюнь на Ставку! Ты и так долго опять отсутствуешь, а Григорий просил этого не делать, все делается наперекор Его желаниям, и мое сердце обливается кровью от страха… Ах, если бы я могла защитить тебя от забот и несчастий: их довольно – больше, чем сердце может вынести!»
Она уже получила сведения: Николаша собирается в чем-то обвинить «нашего Друга». И Ники может не понять, может поверить!
Между тем следствие по делу о шпионах уже подобралось к окружению Распутина.
Был ли действительно Распутин немецким шпионом? Конечно, нет. Он преданно служил Семье. Но у него была проблема: Аликс все время требовала новых предсказаний, и он не мог в них ошибаться. Поэтому в квартире Распутина на Гороховой фактически существовал его мозговой центр: ловкие дельцы, промышленники – «умные люди»… Он делился с ними военной информацией, которая поступала от царицы, с ними ее обсуждал. После чего хитрец смекал, каким должно быть очередное его пророчество… И конечно же, кто-то из этих «умных» мог представлять на Гороховой немецкую разведку. При всей его хитрости, Распутин был всего лишь мужик. Хитрющий и… простодушный мужик. Так что найти доказательства, видимо, можно было. Но Верховный пошел по знакомой тропке: вместо того, чтобы терпеливо копать шпионское дело, клюнул на то, что подставил ему «Святой черт», – пьяный скандал в «Яре». Так он попался в распутинский капкан.
Знавший все перипетии распутинского кутежа в «Яре», командир корпуса жандармов Джунковский составляет бумагу о похождениях Григория. С этой бумагой Николаша поторопился выступить.
Она: «22 июня… Мой враг Джунковский показал Дмитрию (великому князю. – Э. Р.) гадкую грязную бумагу (против Друга). Дмитрий рассказал про это Павлу… И такой грех: будто бы ты, прочитав бумагу, сказал, что тебе надоели эти грязные истории и ты желаешь, чтобы наш Друг был строго наказан… Я уверена – он перевирает твои слова и приказания, клеветники должны быть наказаны, а не Он (наш Друг). В Ставке хотят отделаться от Него – ах, это все так отвратительно!.. Если мы дадим преследовать нашего Друга, то мы и вся страна пострадаем за Него… Ах, мой дружок, когда же наконец ты ударишь кулаком по столу и прикрикнешь на Джунковского и других?.. Никто тебя не боится, они должны дрожать перед тобой… Если Джунковский с тобою, призови его к себе, скажи ему, что ты знаешь… что он показывал по городу эту бумагу, что ты ему приказываешь разорвать ее и не сметь говорить о Григории так, как он это делает! Он поступает как изменник, а не как верноподданный, который должен защищать Друга своего Государя, как это делается во всякой другой стране. О мой мальчик, заставь всех дрожать перед тобой… Ты всегда слишком добр, и все этим пользуются… Так продолжаться больше не может!»
Действительно, Верховный предъявил царю длинный доклад. Огромный и яростный Николаша кричал в раскаленном вагоне… Вначале все его обвинения были хорошо знакомы царю: распутство и кутежи «Друга» и т. д. Но дальше речь Главнокомандующего стала страшной: в доме Распутина толкутся немецкие агенты, все, что делается в Ставке, через доверчивую Государыню становится известным в квартире на Гороховой – и потом…
– Я никогда ничего об этом не знал… Я не мог даже предполагать, – растерянно повторял царь.
И тогда Николаша предложил привезти в Ставку Александру Федоровну – показать ей доклад. И покончить с «нашим Другом». «Решить дело по-семейному» – здесь, в Ставке!