Чувство мучительной неловкости и жгучего стыда перед зрителем за качество спектакля вынуждает меня сказать вам со всей решимостью: или спектакль в таком виде должен быть снят, или немедленно, безотлагательно должны быть Вами приняты меры к сохранению спектакля в его первоначальном виде.
Для этого необходимо:
восстановить спектакль в первом составе (исключая больного Афонина);
провести с этим составом хотя бы две репетиции с режиссером-постановщиком Л.В. Варпаховским при участии главного режиссера театра.
Этими требованиями я делаю последнюю попытку спасти спектакль.
Если эти меры не будут приняты, я буду вынуждена отказаться от участия в спектакле.
Прошу Вас учесть, что мое решение твердо и неизменно».
Судя по тому, что Фаина Георгиевна после этого своего заявления еще более пяти лет играла в спектакле, требования ее были удовлетворены.
Так что же произошло?
Не исключено, что ей попросту надоела миссис Сэвидж, сыгранная и так, и этак, на разные лады, в разных, как говорится, «ракурсах».
Быть может, она просто устала…
Или отказ от роли был проявлением душевного порыва, вызванного очередным конфликтом с Юрием Завадским?
Или же, разойдясь с Варпаховским во взглядах на режиссуру, Раневская решила устраниться?
Вполне возможно, что причиной стала смерть ее партнера по спектаклю, талантливого актера Вадима Бероева, умершего в конце 1972 года. (Помните красавца майора Вихря из одноименного кинофильма? — так вот, его играл Вадим Бероев.)
Каждый волен выбрать версию себе по вкусу или объединить все в одну… Кому как больше нравится.
Уход звезды знаменовал собой закрытие спектакля, чего не хотелось никому — ни Завадскому, ни Варпаховскому, ни актерам, в нем занятым. Вполне возможно, что и самой Фаине Георгиевне не хотелось, чтобы спектакль был снят с репертуара.
После недолгого раздумья Юрий Завадский вместе с директором театра Львом Лосевым предложили роль миссис Сэвидж Любови Орловой, с которой, как уже было упомянуто, Фаина Георгиевна дружила. Можно с уверенностью сказать, что Раневская ни за что не захотела бы уступить свою роль Орловой, поскольку та могла сыграть не хуже нее. А то и лучше, ведь Орлова была весьма талантливой и очень трудолюбивой актрисой.
Орлова отказалась, заявила руководству театра: «Пока Фаина Георгиевна сама не обратится ко мне с этим предложением, я играть в этом спектакле не буду». Был у нее еще один мотив для отказа. Если Фаина Георгиевна не особо скрывала свой возраст, мастерски и со вкусом играя пожилых дам, то Любовь Петровна под любыми предлогами старалась избегать подобных ролей, заявляя в преддверии семидесятилетнего юбилея: «Мне тридцать девять лет».
Порой Любовь Орлова была чересчур самонадеянна в отношении своего возраста. Так, в 1974 году она снялась в роли тридцатилетней женщины в фильме Григория Александрова «Скворец и лира», который остряки тотчас же «перекрестили» в «Склероз и климакс».
Лев Лосев убедил Фаину Георгиевну позвонить Орловой и сказать, что если Раневская и способна отдать кому-то эту роль, то только ей.
Дело было сделано — Орлова согласилась. Не смогла отказать Раневской и, конечно же, была увлечена перспективой померяться с ней силами.
По воспоминаниям современников, отдав роль, Раневская некоторое время сердилась на Орлову за то, что она согласилась ее взять. Ревновала, подсылала других актеров понаблюдать, как репетирует Орлова (самой явиться на репетицию не позволяла гордость), страдала по роли как по какой-то большой потере. Потом смирилась, хвалила Орлову, а впоследствии стала говорить, что намеренно сделала ей подарок.
Но больше никогда не выходила на сцену в спектакле «Странная миссис Сэвидж»…
Потом была третья по счету миссис Сэвидж — Вера Петровна Марецкая…
Ее отношения с Фаиной Раневской и Любовью Орловой были напряженны и драматичны. Иначе и быть не могло — ведь сразу три великие актрисы, три грации, три звезды собрались в одном театре. «Не просто много, а просто ужасно», — как выразилась однажды Фаина Георгиевна.
Узнав о смертельной болезни Марецкой, Юрий Завадский захотел сделать ей подарок к семидесятилетию. Вариант был один — Золотая звезда Героя Социалистического Труда, все остальное у Марецкой было. Вернее, все остальное было для нее уже не важно.
Для обоснования получения высокой награды была необходима серьезная значимая роль, которой у Марецкой на тот момент не оказалось.
Завадский был целеустремленным человеком. Он распорядился ввести Веру Петровну на роль миссис Сэвидж. Перенесшая недавно тяжелую операцию и несколько сеансов химиотерапии, Марецкая справилась — ее миссис Сэвидж была не такая, как у Раневской и Орловой, но тоже была хороша. Талант, как говорится, никуда не денешь.
Правда, не то из-за своего знаменитого равнодушия, к старости выросшего в целый эверест эгоцентризма, то ли из-за вечной нелюбви к скандалам, Завадский посчитал излишним предварительно переговорить с Орловой.
Марецкая отыграла семь спектаклей…
Орлова звонила в дирекцию узнать, когда будет ее спектакль. Кричала в трубку слова, которые обычно от нее никто не слышал, возмущалась, плакала: «Меня что, сняли с роли?»
Директор юлил, изворачивался как мог, оправдывался, обещал поставить на следующий спектакль ее. Непременно…
Завадский плакал и говорил: «Вере осталось недолго. Пусть сыграет еще один спектакль. Ну, еще один. Что-нибудь придумаем…»
Орлова долгое время не знала ничего о болезни Марецкой. Великие умеют хранить тайны, а великие актрисы вдобавок умеют хорошо притворяться. Любовь Петровна угрожала пойти с жалобой к министру культуры Демичеву. Но в это время Марецкая легла в Кремлевскую больницу на вторую операцию и Орлова сыграла несколько спектаклей.
Все думали, что Марецкая уже не выйдет на сцену, но она вышла и продолжила играть. Марецкая была женщиной остроумной, находчивой и, даже умирая, находила силы для того, чтобы подшучивать над своей болезнью. Так, приглашенная на творческий вечер одного известного актера, она вошла в вестибюль, оглядела присутствующих и быстрым движением, словно шляпу, сорвала парик, обнажив совершенно лысую голову, и через секунду вернула его на место.
Когда-то, играя в спектакле «Орфей спускается в ад», Вера Петровна впопыхах выбежала на сцену в туфлях разного цвета. Ее партнеры по сцене начали хихикать, указывая ей взглядом на ноги. Вера Петровна посмотрела вниз, усмехнулась и как ни в чем не бывало заявила: «И что вы смеетесь, красный туфель под красную шляпку, а белый под белую сумку!»
Какое-то время все трое лежали в Кремлевке — Орлова, Марецкая, Завадский.
Орлова умерла первой — 26 января 1975 года.
Марецкая нашла в себе силы прийти на панихиду. Долго стояла у гроба, всматриваясь в изменившееся лицо покойницы. Говорят, у Марецкой вырвалось: «И тут она первая…»