Какое-то время происходил обмен взглядами, а затем рыцарь сказал:
– Мир вам, добрые люди!
«Что-то он чересчур вежлив, – с опаской подумал менестрель. – Клянусь святой Бригиттой, это не к добру!» Ему были хорошо известны бесцеремонные повадки рыцарей, которые смотрели на простолюдинов как на скот.
– Sicuteratinprincipio, etnuncetsemper, etinsaeculasaeculorum [13] … – прогнусавил в ответ монах, набожно подняв глаза к небу, и перекрестился.
– Позвольте представиться – Ханс фон Поленц… – рыцарь соскочил с седла, притопнул ногой, словно пробуя прочность земляного покрова, и слегка кивнул, изображая поклон.
Он был высок, широкоплеч и совсем юн. У пояса фон Поленца висел длинный меч и нож в кожаных ножнах, к седлу с одной стороны была приторочена тяжелая деревянная булава, усиленная металлическими полосами и шипами, а с другой – небольшой треугольный щит. На рыцаре красовался шлем с забралом (в данный момент поднятым вверх, чтобы явить миру довольно симпатичную мордаху рыцаря, у которого едва начали пробиваться усы) и пластиной, защищавшей затылок и виски. Шлем был надет поверх кольчужного капюшона и застегивался на подбородке. Плотно пригнанные стеганые набедренники и наколенники из толстой вываренной кожи защищали ноги, кольчужную рубаху прикрывал зеленый плащ с темно-коричневой каймой понизу, а обувью служили не металлические, как это принято у рыцарей, а обычные кожаные башмаки, к которым крепились внушительного вида шпоры.
Похоже, юный рыцарь получил их совсем недавно, судя по его платью зеленого цвета, и теперь отправился в мир искать приключений. Наверное, отец Ханса фон Поленца принадлежал к министериалам – небогатым германским рыцарям, имеющим скромные лены – земельные наделы. В связи с этим юноше ничего другого не оставалось, как отправиться странствовать, чтобы своими подвигами заслужить себе славу, благодаря которой он мог получить доходное место при дворе какого-нибудь богатого феодала. А еще желательней было привезти из похода ценные трофеи, – лучше всего серебро, золото и драгоценные камни, не занимавшие много места в походной суме, за которые рыцарь мог купить землю и построить свой собственный замок.
Оказалось, что святого отца зовут Руперт. Но представление с обменом именами на этом не закончилось. Едва Хуберт назвал себя, как из-за поворота показался старый поседевший мул, нагруженный доспехами и оружием рыцаря – копьями, дротиками, луком и колчаном со стрелами. Он едва плелся под тяжестью груза, а если учесть, что ему кроме железа приходилось тащить на себе еще и слугу – разбитного, нахального малого, то бедной животине и вовсе нельзя было позавидовать.
– Это мой оруженосец, – сказал рыцарь. – Зовут его Эрих. Прошу любить и жаловать.
Эрих что-то промычал в ответ и устремил голодные глаза на остатки тушки. Нужно сказать, что святой отец и менестрель изрядно над ней потрудились, но на костях еще осталось достаточное количество мяса, и монах гостеприимно сказал, заметив взгляд оруженосца:
– Не согласитесь ли, мессир, разделить с нами эту скромную трапезу?
– Благодарю, с огромным удовольствием! – с воодушевлением ответил рыцарь. – По правде говоря, мы здорово проголодались, но меня предупредили, что охота в здешних лесах – занятие небезопасное из-за отрядов варваров, которые могут появиться в любой момент.
Ханс фон Поленц и его слуга принялись за дело без излишних церемоний, и монах вместе с менестрелем лишь удивленно хлопали глазами, глядя, с какой скоростью тушка косули превращается в груду дочиста обглоданных костей. Отбросив в сторону последний мосол, рыцарь с удовлетворением отрыгнул и приказал Эриху:
– Принеси-ка кувшин с вином и чаши.
Приказание было исполнено с похвальной быстротой. Вино у рыцаря оказалось превосходным, в чем монах и менестрель убедились с пребольшим удовольствием – все-таки аква-вита не могла считаться напитком, утоляющим жажду. «Вода жизни» лишь способствовала быстрому поднятию настроения. Впрочем, рачительный монах не спешил поделиться с рыцарем и его оруженосцем остатками аква-виты, а менестрель благоразумно промолчал, встретив предостерегающий взгляд святого отца.
– Куда путь держите, мессир? – поинтересовался Хуберт.
– В крепость Эльбинг [14] . Орден тевтонских рыцарей госпиталя Святой Марии в Иерусалиме под командованием маршала Дитриха фон Бернхайма собирается пойти войной на пруссов. Маршал хочет взять прусскую крепость Хонеду [15] , но у него людей маловато. Орденский ландмейстер [16] Пруссии Герман фон Балк объявил рыцарям, не занятым в Крестовом походе, что он приглашает их принять участие вместе с братьями Тевтонского ордена в походе на пруссов. Вербовщики рассказывали, что ландмейстер обещал хорошо платить…
Монах скептически хмыкнул, но промолчал. Он прекрасно знал, что из всех рыцарских орденов тевтонцы самые скупые. У них кусочек черствого хлеба не выпросишь, не говоря уже о чем-нибудь посущественней.
– А вы куда направляетесь? – спросил рыцарь, обращаясь к монаху и менестрелю; видимо, он посчитал их приятелями.
Ответил Хуберт, более бойкий на язык, нежели монах-тугодум:
– Ах, мессир! Мы со святым отцом как трава перекати-поле. Куда ветер дует, в том направлении и мы движемся. Отец Руперт намеревается обращать нечестивых пруссов-язычников в истинную веру, а я ищу тех, кому по нраву веселье и у кого есть деньги в кошельке, чтобы заплатить мне за мои труды.
– Тогда присоединяйтесь к нам, и мы вместе отправимся в Эльбинг. Рассказывали, что крепость хорошо укрепленная, людей там много и более безопасного места в этих местах, чем Эльбинг, не найти. До крепости еще несколько дней пути, а добрые товарищи всегда могут скрасить унылое и опасное путешествие.
– Вашими бы устами, мессир, да мёд пить! – обрадовался менестрель. – По правде говоря, мне несколько жутковато среди этих диких лесов, особенно по ночам. Так и кажется, что пруссы, эти лесные дьяволы, постоянно наблюдают за мной. Вот и сейчас мне показалось, что в чаще мелькнула подозрительная тень. Нов вашей компании, господин рыцарь, я спокоен. Это всего лишь шутки разыгравшегося воображения.