– Отпускай нас, Данила Федорович! – едва сдерживая коня, решительно сказал он. – Найдем мы тебе языка!
– С Богом! – кивнул командир. И тут же остерег: – В засаду не попади, Семен, не то сам языком станешь.
– Добро, Данила Федорович! – тоже кивнул Могила, и тотчас казаки, сорвавшись с места и обгоняя поспешающее войско, полетели вперед.
Григорий Засекин, вздохнув, провожал их завистливым взглядом. Данила Адашев уловил его чувства, усмехнулся:
– Не завидуй, Григорий. У тебя еще сноровки маловато. Поверь, это тебе не на ливонцев с мечом бросаться. Тут опыт нужен. Татарин не рыцарь: за кустом спрячется, бац стрелой, и ты – с коня! А он тут каждый кусток наперечет знает. А казачки́? лиходеи да душегубы, сами такие засады привычны устраивать, им за татарами и бегать.
Отряд казаков меж тем уже пропал из виду. Данила Адашев, его сотники и ординарцы могли только догадываться, что происходило сейчас за лесистыми холмами прибрежной полосы Крыма. А там вовсю уже шла охота Семена Могилы и его сотоварищей…
На свой страх и риск, едва оторвавшись от войска, казаки разделились на две части – по пятнадцать сабель в каждой. Так и пошли по холмам двумя отрядами, рыская глазами по округе. Да не было татар нигде – куда ни кинь взгляд.
Скалы впереди, степь, полосы леса…
Вспорхнули вдалеке сразу с десяток птиц из зеленых крон. Подметил Могила это, крикнул:
– Туда, Матвей! Туда!
К счастью, не успели еще два казацких отряда далеко разъехаться, как товарищ Семена тоже увидел испуганных птиц и понял, куда надо спешить. Только вот беда: отряд казаков татары обнаружили раньше. И когда те выскочили из-за деревьев, крымцы встретили их стрелами. Половина из пятнадцати полегла тут же, но остальные не растерялись. И страха они не знали, и смерть была им подругой! Так и пролетели казаки с копьями наперевес через своих поверженных товарищей, что уже попадали с лошадей. Пролетели и насадили четвертую часть татар на копья. И тут же вытащили сабли. Одним из выживших был и Могила. Рассвирепел он, увидев, как лучше его ребята корчатся на земле, как топчут их собственные же кони, тоже раненые или погибающие. Слизнул его клинок руку первому из крымцев, что с саблей наскочил на него, смахнул голову второму, что теснил одного из его бойцов. Со свирепым рыком полетел на третьего. Страшно они дрались: одно неловкое движение – и нет тебя! Потому как лучше других умели татары драться в седлах резвых своих коней: волчком крутились вокруг врагов, в руки не давались. Трудно было найти равных им в таких битвах!
Кабы не казаки… Тут как раз и второй отряд вырвался из лесочка. Этого крымцы не ожидали. Половину оставшихся насадили на копья казаки, вторую, порубав большей частью, окружили. Метались пять уцелевших татар между ними, но в кольцо взяли их казаки атамана Могилы.
– Бросайте сабли, нехристи, а не то порешим всех! – рявкнул на татарском Степан Могила. – Четвертуем всех по очереди!
Бросили друг за другом татары сабли.
– А ну с коней, быстро! – вновь рявкнул атаман.
Татары спешились, и казаки туго связали пленным руки. Перевалили через их же коней, перебросили через них и трупы своих товарищей. Раненых посадили к себе в седла: дай Бог, кто и выживет. Забрали татарских коней. А убитых крымцев оставили хищным птицам для расправы…
Поредевший на треть казацкий отряд появился из-за холмов как раз в то время, когда навстречу приближалась конница Адашева.
– Жив наш Могила – молодец! – крикнул Данила Федорович. – И с языком едет!
Семен Могила сиял – приказ командира он выполнил, и с честью.
– Товар что надо, Данила Федорович, – отрапортовал он.
– Поглядим, – откликнулся командир.
Спрыгнули казаки с коней, стащили крымцев.
– На колени, вражье семя! – грозно приказал Адашев.
Ткнули татар взашей, поставили на колени.
– Будете говорить то, что хочу услышать, жить оставлю, – пообещал Данила Федорович. – А соврете – пеняйте на себя: всех порешу… Ну?
– Морды вверх, сукины дети! – зарычал Семен Могила. – Вверх! Да выше, выше! Русский воевода говорить с вами желает!
– Где ваши улусы? – приступил к допросу Адашев. – И как до них скорой дорогой добраться?
Крымцы молчали. Данила Адашев и Степан Могила переглянулись: похоже, вряд ли пленные своих выдадут. Ведь там были их родные, может быть, матери, жены, дети. Но когда на Москву эти же татары ходили, разве думали они о чужих матерях и отцах, которых секли кривыми своими саблями, да о женах и дочерях русских воинов, которых насиловали и вместе с детьми малыми забирали в полон?!
А потому, значит, на войне, как на войне.
Выразительно взглянув на казацкого атамана, Адашев кивнул. Семен вытащил из ножен в блеклых кровоподтеках саблю. Подошел к одному из татар, ткнул его клинком в плечо:
– Ну?!
Еще уже стали узкие глаза крымца – лютая ненависть сквозила из этих щелочек. Могила пожал плечами, схватил того за бритое темя, опустил голову вниз. Замахнулся. Страх исказил лицо крымца – все понял. Вжал голову в плечи. Но меток был глаз атамана, и рука была крепка – точен вышел удар. Покатилась бритая голова с изуродованной шеей прочь, под копыта коня Адашева. Вздрогнув, бухнулось на землю тело, ударила вперед кровь.
Забеспокоился конь под командиром, тут же потянувшим узду, ударил копытом по отсеченной голове точно с омерзением, отбросил ее дальше. Григорий Засекин переглянулся с Петром. Одно дело в бою головы резать, и другое – вот так. Страшно как-то, неправильно. Но куда деваться? Чай, не с хлебом-солью пришли они в эти земли…
– Ты – следующий, – кивнул Адашев на второго по счету крымца.
Тот неистово замотал головой, но Семен Могила прихватил и его бритое темя железными своими пальцами, пригнул вниз:
– Будешь говорить?
Затих татарин. Замахнулся еще ожесточеннее атаман. Срезала сабля голову – покатилась та под копыта коня Григория Засекина.
А Семен уже шагал к третьему. И этот не выдержал – заговорил. Сбивчиво, взахлеб. И с ненавистью смотрели на него два оставшихся в живых сородича.
– Я не из улуса хана Ибрагим-Бека, – в отчаянии тараторил сломленный татарин. – Я только служу ему! Я пришел сюда со старшим братом из Тамани! Брат мой погиб по вине ханского сына Алтыбека, другой родни здесь нет! Я не хочу отдавать жизнь за чужих людей! Я расскажу, как найти улус Ибрагим-Бека! Только пощадите! – его плечи ходили ходуном, голова тряслась, из глаз текли слезы. – Пощадите!..
– Вот это дело, – кивнул Данила Адашев. – Говори.
Уже через пять минут русские знали, куда держать путь. И сколько ехать рысью. Главное, чтобы не обманом оказалось признание крымца.
– А этих – в расход, – указал на двух последних татар Адашев. – В путь!