– К примеру?
– Да хоть это: «Как боярыней была бы, мне б завидовали бабы!»
Тимоха расхохотался:
– Коль у тебя желания такие, братец, ты б для начала хоть бороду сбрил!
Тут прыснул и ординарец Мишка, за ним заухал филином и сотник Крутобоков.
– Вот я тебе! – замахнулся старший брат, но младший ловко увернулся из-под его тяжелой руки.
Григорий Осипович улыбался в бороду. Всегда они были такими, эти братья: один – потешный, другой – серьезный. Как две стороны одной монеты, но доброй, полновесной, дорогой.
Таяла Волга в утреннем тумане. То и дело подкатывали волны, добирались до чьих-то сапог, и тогда слышалось сухое чавканье под коваными подошвами. Кланялись низко князю и его свите, шагавшей вдоль берега, бородатые рыбаки, разгружавшие свои лодки. В них холмами шевелились и вздрагивали сети, полные осетром и стерлядью, судаком и щукой. Через пару часов ляжет эта рыба на прилавки всех рынков Нижнего Новгорода.
Семь стругов, подготовленных новгородским воеводой, ожидали отряд князя Засекина. Лошадей решили оставить в Нижнем: со своими плыть в Казань то же, что ехать на Волгу со своей рыбой. В бывшей столице некогда Казанского ханства они к весне наберут лучших рысаков, готовых десятки верст лететь без устали через весенние волжские степи.
Князь остановился, взглянул на Крутобокова.
– Командуй, Савелий Данилыч.
– Сотня-я-я, стой! – лопатообразной бородой черкнув в сторону воинов, заревел громовым голосом командир. – По пятнадцать человек на струг, да поживее!
Споро взялись новгородские гребцы, дюжие мужики, за весла. И солнце еще не успело встать за лесами на том берегу, как отряд вышел на семи кораблях к середине Волги и, поймав течение и разрывая зыбкий туман, легко пошел вниз.
По пути Засекину и его людям попадались и купеческие ладьи, и казацкие струги. Но стяг царский заставлял и мирных путешественников, и ночных разбойников, именовавших себя казаками ли, ушкуйниками ли, кланяться в свою сторону.
Казанский кремль они увидели через три дня. То была земля древних булгар. Еще в те времена, когда только становилась Русь, когда первые князья, Святослав и Владимир, только мечтали о создании великого государства славян, на этом берегу уже правили могущественные булгарские ханы и подчинялись они лишь одним правителям – каганам Великой Хазарии. А хазары не любили славян, жгли их земли. Но в 965 году князь Святослав Рюрикович, сын Игоря и Ольги, прошелся огнем и мечом по Волжской Хазарии, а заодно и по булгарскому левому берегу Волги – от столицы булгар до Великой Луки, где река точно очерчивала остров-подкову. Не было у басурман вождя, способного противостоять грозному славянину. С тех пор Хазария стала хиреть. Но не булгары. Скоро они подняли голову и, как и прежде хазары, стали ходить на русскую землю. Занимали Муром, Суздаль, Устюг. Десятки тысяч полоненных славян на булгарских кораблях плыли к Каспию – на невольничьи рынки Хорезмского царства. Но спор между славянами и булгарами решили монголы. Батый разрушил столицу булгар и, зная о воинственном нраве этого племени, приказал перебить всех мужчин и юношей. А вот мальчишек он ставил у колеса арбы. Чья голова поднималась над колесом, тут же, на глазах у матерей, катилась срубленной по земле. А кто был ниже, из тех выращивали если не лицом, то свирепостью истинных монголов! Всех булгар, кто сдался на милость завоевателя в других городах, потащил за собой воевать Русь. Кончилось на том Булгарское ханство. А за ним шел черед и русской земли. Оставшиеся булгары смешались с монголами. Окрестили их завоеватели «татарами», что в переводе с языка монголов означало «чужие люди». В руинах осталась лежать столица булгар. Первым городом нового ханства, поднявшегося на развалинах прежнего, стал городок Казань. Начиналась история Казанского ханства, которому суждено было пасть под ударами русских полков в 1552 году, в царствование предпоследнего Рюриковича – Иоанна Грозного.
На этом берегу и вырос новый кремль – оплот земли русской на восточных ее границах.
Едва струги Засекина направились к берегу, как у пристани тотчас собралась толпа зевак. Каждому было ясно – из Москвы пожаловали гости. Ох, немилостив к ним, казанцам, Аллах, коль несет и несет сюда красные кафтаны! Головорезов-то. Бердыши, пищали. Зачем? На чью голову? А струги уже всей тяжестью врезались в прибрежный песок скошенными носами. Казаки, которых становилось в этих местах все больше, трепали усы, щурились: к чему столько слуг государевых? Не по их ли лихую душу пожаловали царские солдаты? Не им ли крутить руки приехали незваные? А то ведь они, дети Поволжья, не разбирают, какие ногайцы дружат с Москвой, а какие нет: всех режут, когда улусы-то грабят. Крепко держа бердыши, посмеивались в бороды здешние стрельцы московские, недавно усмирявшие казанский бунт против столицы православной. Мало их, что ли? Ох, будет что-то! Или воеводу снимут, или прикажут ногайцев бить.
С головного корабля, где был царский стяг, не дожидаясь слуг, спрыгнул в легкую прибрежную волну тот, кто несомненно был капитаном флотилии.
Подоспел казанский стрелецкий сотник, коему вверен был покой в казанском порту. Увидев важного человека в медвежьей шубе, в шапке, с дорогой саблей, с лицом хмурым и волевым, сообразил: низко поклонился.
– Как прикажете доложить? – придерживая саблю, запыхавшись, осторожно спросил он.
– Князь Засекин по государеву указу, – откликнулся важный гость. – Где воевода?
– Тотчас доложу, – побледнев, откликнулся сотник.
Воевода Туров опередил гостей – сам тотчас выехал из кремля. Богато одетый, в парче, в сапогах с загнутыми месяцем носами, в собольей шубе, выглядел он маленьким царьком. Спрыгнул с коня. Хмурился Туров: вроде бы жаловаться царю на него не пристало. Все, что должно было сделать, он сделал: непокорных приструнил, особо лютых повесил, оплошавших простил.
Но Засекин, улыбнувшись, приветливо представился и первым протянул воеводе руку. Пожал ее Туров. Такое начало сулило добрый разговор.
Царскую бумагу воевода принял с почтением. А когда сорвал печать и прочел написанное, лицо его обмякло.
– Фу-у, – тихонько выдохнул он. – Слышал я о задумке царя нашего батюшки строить крепости и дальше по Волге, да что-то позабыл сразу. – Он оглянулся на сотника, погрозил кулаком. Встретился взглядом с Засекиным: – Огорошил он меня, окаянный!
– Понимаю, воевода, – кивнул Засекин. – Времена-то недавно только изменились.
– Верно, – кивнул тот.
Князь оглядел берега – красиво было тут. Да где на Волге-то не красиво?! Большая вода, девственная земля, принявшая осень…
– Знаю, двор доволен вами, – успокоил его князь.
Два военачальника двинулись вперед. Ординарцы, командиры, слуги – все намеренно поотстали: там был свой разговор.
– Для спокойствия в Казани вы сделали многое, и слава Богу, – продолжал гость. – Теперь порадеть придется во благо других крепостей и городов русских, Иван Афанасьевич.