Только Турчанинову уже исполнилось 38 лет. Он обладал деятельным характером и острым, практичным умом. Его глаза смотрели на собеседника холодно-изучающе, губы решительно складывались в тонкую линию. Отто Дорфштаттеру как раз не хватало такой твердости. Пожалуй, его лицо больше напоминало детское: круглые щеки, пухлые губы неопределенной формы, рассеянно-мечтательный взгляд голубых глаз.
– Это – статский советник Турчанинов, мой помощник, – сказал Потемкин, чтобы заполнить затянувшуюся паузу. – В дальнейшем вы, господин доктор, будете выполнять и его поручения тоже…
– Очень рад, – пробормотал Дорфштаттер, вспоминая, на чем он остановился в своем рассказе о криптоанализе. – Так вот, гласные буквы… Роль гласных букв при составлении шифра… Вообще-то до такого додумались не сразу. В библиотеке герцога Мантуанского хранится закодированный манускрипт начала XV века, где, кажется, впервые были введены гомофоны для гласных букв. Тот факт, что гомофоны применялись не для всех букв, а только по отношению к гласным, свидетельствует о знании криптоаналитических методов, основанных на частоте встречаемости знаков шифротекста…
Турчанинов, усевшись в кресло и удобно расположив на коленях портфель, некоторое время сидел неподвижно и вслушивался в длинные немецкие фразы. Статский советник окончил Артиллерийский и Инженерный кадетский корпус в Санкт-Петербурге, где иностранные языки преподавали основательно. Однако это произошло восемнадцать лет назад. Книги на французском и немецком он читал, но навык восприятия устной речи в столь быстром темпе почти утратил. Турчанинов наклонился к молодой женщине и шепотом задал ей вопрос:
– Вам знакомо слово «гомофоны»?
– Впервые его слышу.
– Значит, он ничего не объяснял вам?
– Не было подходящего момента.
– То, что он сейчас городит про какие-то гомофоны и гласные, я просто не понимаю, – пожаловался секретать Кабинета Ее Величества. – Наукообразный бред. Псевдофилософия. Казуистика, которой любят забивать себе головы венские студиозусы с естественнонаучного факультета…
Молодая женщина пожала плечами:
– Ну, так он – математик. И говорят, талантливый.
– Никогда не встречал математиков, – проворчал Турчанинов. – Неужели господин Дорфштаттер – не шизофреник, а действительно тот знаменитый шифровальщик «черного кабинета», за которым мы охотились почти полгода? Вы уверены в этом, Анастасия Петровна?
– Абсолютно!
Виртуозно подделанный паспорт и другие документы на имя Амалии Цецерской, жительницы Варшавы, жены майора австрийского гусарского полка Тадеуша Цецерского, скончавшегося от скоротечной чахотки, сейчас находились в элегантной дамской сумочке, сшитой из цветной гобеленовой ткани. Паспорт, как и полагалось в то время, содержал в себе стандартное описание внешности своей владелицы: «Возраст – 22 года, рост – 170 см, телосложение – худощавое, лицо – овальное, нос – прямой, лоб – высокий, глаза – серые больше, волосы – светло-каштановые, особые приметы – нет».
Именно так выглядела Анастасия Петровна Аржанова, которая сжимала эту сумочку в руках. Она и самом деле была вдовой, но только – подполковника Российской императорской армии Андрея Аржанова, русской столбовой дворянкой, владелицей двух небольших деревень в Курской губернии, а также – штатным сотрудником секретной канцелярии с присвоенным ей псевдонимом «ФЛОРА», лично известной самой императрице Екатерине Великой. Правда, возраст ее в паспорте уменьшили: ей недавно исполнилось 27.
Отто Дорфштаттер подошел к большому овальному столу и стал не спеша раскладывать другие шифры, куда более сложные, чем «Навуходоносор», им ранее упомянутый. К каждой шифрограмме он добавлял еще и отдельный листок с кодом. Всего таких комплектов набралось пять штук. Потемкин вместе с Турчаниновым внимательно рассматривали каждый, переходя от одного комплекта к другому.
Доктор математических наук взглянул на молодую женщину. Она по-прежнему сидела у окна, безучастно отвернувшись. Эти бумаги ее не интересовали. Дорфштаттер вздохнул и обратился к русским собеседникам:
– Если тема переписки известна, то исследователь может сделать проницательные предположения относительно слов, которые обычно употребляются в таком контексте. Эти слова можно без большого труда обнаружить, подмечая в шифрограмме количество знаков, а также – сходство и различие букв. Ведь для новой темы характерен определенный набор слов, которые обязательно сопутствуют ей, будучи необходимы…
– Неужели? – усомнился светлейший.
– Да, господин генерал! – несколько громче, чем следовало, ответил старший шифровальщик и продолжал. – Ну, например, любовь. Значит, в письме возможны слова: «страсть», «сердце», «желание», «огонь», «сгорать», «смерть», «жалость», «жестокость». Таким образом, этот прием вскрытия кода, который не основан на анализе самих документов или на попытке разбить текст на гласные или согласные, может существенно облегчить решение задачи для дешифровщика…
Дорфштаттер указал на один из листов, густо покрытых сверху донизу красивым готическим шрифтом, нанесенным черными чернилами. В нем красной тушью были помечены некоторые словосочетания, а расшифровка их, сделанная красным же цветом, вынесена на поля.
– Что-то знакомое… – Турчанинов поднес лист близко к глазам.
– Уж не добрый ли наш друг граф Сольмс, посланник прусского короля? – усмехнулся Потемкин.
– Сейчас проверим…
Статский советник открыл портфель и извлек оттуда пакет с дипломатическими печатями, вскрытый очень аккуратно.
– Да. Совершенно очевидно, что шифр здесь один и тот же, – сказал Турчанинов, передавая обе бумаги светлейшему.
– Думаю, это – победа. Хотя вы, Петр Иванович, и предложили эту операцию, но потом вдруг стали сомневаться…
– Ваша светлость, беру свои слова назад.
– То-то же!
Потемкин рассмеялся, довольный. Теперь он был уверен, что «черный кабинет» заработает в Санкт-Петербурге не хуже, чем в столицах других европейских государств. Особенно блестящей репутацией пользовалось подобное заведение в Вене, и вот один из его лучших сотрудников стоит перед князем. Светлейший обратился к Дорфштаттеру с пространной речью по-немецки, обрисовывая цели и принципы его дальнейшей службы на благо российской короны. Отто слушал не перебивая, так как ничего нового для него в этих инструкциях не имелось.
Его рабочий день был организован с немецкой точностью и четкостью. Мешки с дипломатической почтой для посольств, расположенных в Вене, в «черный кабинет» доставляли в семь часов утра. Здесь письма вскрывали, умело растапливая сургучовые и восковые печати над огнем, отмечали порядок расположения страниц в пакете и передавали старшему шифровальщику. Отто, зная три языка – французский, итальянский и латынь, – быстро просматривал их и отдавал распоряжения о снятии копий с тех документов, которые представлялись ему наиболее важными. Эти послания для скорости копировали одновременно три стенографиста. Им помогали два опытных переводчика, владевшие почти всеми европейскими языками. После копирования письма укладывали обратно в пакеты и запечатывали поддельными печатями. Их снова доставляли на почту, а оттуда уже после десяти часов утра развозили адресатам.