А маленький Дворжек сидел над раздавленной куклой и плакал. Это была последняя память о двухгодичной поездке с мамой в Японию – вырезанный из дерева самурай, в синем шелковом кимоно, с двумя почти настоящими мечами за поясом.
От неосторожного башмака дяди Игоря кукла пострадала чудовищно. Сразу было видно – не починить. Хотелось выть, а не плакать, оставалось только уйти в свою комнату и зарыться лицом в подушку. Он впервые по настоящему понял, что потеря может быть безвозвратной.
Никому до этого не было дела. Танцевали, шутили, смеялись.
– Сережа, ты где? – окликнула Дворжека сильно пьяная мама.
– Я пойду на улицу. – отозвался он через дверь.
Тетя Зина тоненько захохотала над чьей-то шуткой.
Дворжек спрятал куклу под рубашку, вышел из комнаты и прошел сквозь танцующих гостей, нарочно цепляя плечами. От него отклонялись, не прекращая веселья. Хотелось их всех убить.
Он прошел на кухню и взял коробок спичек.
Снова дорогу плечами. Наступить бы кому-нибудь на ногу…
Через двор, через парк, на пустырь, чтоб подальше от дома, чтоб никогда не вернуться. Стало легче. Воздух пах дымом. Раскаленное солнце врезалось краем в крыши домов.
Сесть бы на поезд, в товарный вагон и чтоб рельсы пели, закатное солнце било бы в щели и ветер в лицо.
Звякнул трамвай.
Мацудайра-сан говорил, что любимые вещи нельзя выкидывать. Даже если приходят в негодность. Их надо хоронить как людей, потому что все вещи, жившие с человеком, имеют душу. В Японии даже есть праздник сожжения кукол.
Дворжек представил, как его погибший самурай лежит на помойке и пошел собирать сучья. Нашлось мало, зато удалось отыскать и сломать деревянный ящик.
Первая спичка сломалась, зато вторая зашипела головкой и полыхнула желтым горячим пламенем. Дворжек защитил огонек ладонью, обжегся. Сначала занялись веточки, потом ветер вырвался из-под ног и услужливо перебросил пламя на доски. Узкая струйка дыма протянулась к вечернему небу.
Раньше Дворжек думал, что похороны – это грустно. Сейчас понял, что нет. Если бы даже удалось починить куклу, это было бы хуже. Надтреснутое великолепие не впечатляет. А так…
Рука уверенно бросила самурая в костер. Яркие искры взметнулись в небо. Теперь он навсегда останется в памяти красивым и грозным. Сначала занялось кимоно, потом деревянное тело, и когда прогорела шея, голова склонилась в коротком благодарном поклоне. Дворжек ответил.
Огонь опустел быстро.
* * *
Огонь опустел быстро.
Ветер попробовал раздуть газетный пепел, но гореть было нечему. Фели отвела взгляд.
– Может не надо было? – неуверенно спросил Деня.
– Надо. Ты сам говорил. Через два дня бездомной жизни мы уже ничем на них не будем похожи. Только спалимся. Любой мент с первого взгляда поймет, что двадцатилетний мальчишка в куртке металлиста и девушка в нестиранных джинсах не могут быть офицерами ФСБ. Так что лучше сразу избавиться от удостоверений. Меньше соблазнов. Эти бумажки можно показывать только с поддержкой телепатии.
Денис пожал плечами и спрятал зажигалку.
– Тебе виднее, ты командир. Меня больше волнует, где мы будем прятаться от солнца.
– Чердак тебя для начала устроит?
– А почему не подвал? – удивился вампир.
– В подвале душно и грязно. Летом лучше чердак. Пойдем. Я помню, тут рядом должна быть пожарная лестница во дворе. Я два года прожила на улице…
– Я уже догадался.
В эту ночь пьяных прохожих было не меньше, белые ночи еще не устали сворачивать людям мозги. Но город затихал. Затихал постепенно. Дом за домом. Квартал за кварталом. Он будто медленно растворялся в пространстве, становясь все менее реальным.
Через несколько минут ходьбы остались только дома и машины.
– Ты когда-нибудь думал о бесконечности? – неожиданно спросила Фели.
Деня безразлично пожал плечами.
– Про космос, что ли?
– Ну да. В детстве я не могла просто сказать себе, что Вселенная бесконечна. Как-то не верилось. Не умещалось в мозгах. А по телику иногда говорили о границах Вселенной. Мне было проще представить, что есть какая-то стенка. Ну, например из картона…
– Картон в космосе? – вампир позволил себе улыбку. – Это прикольно.
– Да. Только тогда вставал вопрос о том, что же за этим картоном. И ехала крыша. А потом я придумала выход для мозгов. Я решила, что конечность постепенно растворяется в бесконечности, как дым. В середине он плотный, потом все тоньше, прозрачнее, а если еще дальше, то вообще остается один запах. И нельзя определить, кончилась уже конечность, или еще нет.
– Фигня. – почему-то оживился Денис. – Всегда можно определить наличие дыма. Есть всякие приборы для этого. И если дыма уже нет, то начинается твоя бесконечность. Никуда от нее не денешься.
– Ты думаешь? А может приборы не совершенны? Если сделать их чувствительнее, то снова появится дым. Вот мы с тобой думали, проглючило нас на базе или нет. А может нет никакой разницы? Что такое глюки – реальность или нереальность? А что такое сны? Мне кажется, что реальность всегда постепенно растворяется в нереальности. И никакие приборы не помогут узнать, как есть на самом деле.
– Новая теория экзофизики? – скривился Деня. – Не тянет. Для теории нужны доказательства.
Фели сошла с тротуара на мягкий ковер газонной травы. Среди стеблей и тонких листочков тускло сверкали мелкие кубики битого стекла.
– Смотри, как льдинки… – девушка присела на корточки. – Красиво.
– Ужасно. – ответил вампир. – Какой-то урод рекламу разбил. Вообще все ужасно. Если ты права и мы уничтожили базу из-за собственных глюков… Блин, какие мы все таки дураки. Истерички. Оба. Надо было просто взять себя в руки. Я всегда знал, что сумасшествие заразно…
Он хмуро посмотрел вдоль хмурых стен. Окна домов были разными. Одни светились желтым, в других отражалось небо. На некоторых были решетки, а к одному из стекол изнутри прижался огромный чертежный кульман. Кто-то еще чертил на кульманах.
– Ты гонишь… – через силу улыбнулся Денис. – Ты гонишь! Не могло нас так глючить. Тем более обоих одновременно. Не могло. Слишком сложно для глюка.
Фели крутила между пальцев осколок стекла.
– Почти ничем не отличается от льда. Только не тает.
– И не холодный. – уверенно добавил Деня. – Реальность воздействует на нас. Реально.
– А от нереальных, казалось бы, глюков выбрасываются из окон. – тихо сказала Фели.
Она подобрала осколок побольше и с силой швырнула на тротуар. В мелкие брызги.